— Воистину хаос — великое зло! — заговорил он негромким голосом, от которого так и веяло мудростью и покоем. — Я, отшельник и ученый, нарушил свое уединение, ибо не мог пропустить такое выдающееся свидетельство победы порядка над хаосом, как избрание главы Зеленого клана. Ваше избрание, — поклонился он Идолищеву, — знак свыше и символ приближения царства гармонии!
Речь Анхеля показалась мне тошнотворно слащавой, льстивой, а главное — лживой от начала до конца. Однако сидящие за столом даже наградили его аплодисментами. Анхель чокнулся со всеми и сел на место, продолжая развивать ту же тему:
— Наконец среди зеленых драконов прекратится разброд и шатание и наступит мир… Ибо нет ничего ужаснее насилия и худшей его формы — войны… Знаю, не все тут со мной согласятся. Но я говорю как целитель. Как эстет. В конце концов, как существо, наделенное разумом. Вы так молоды, — обратился он к Идолищеву, — позвольте старику дать вам совет. Во Вселенной есть страшные места, где обитает зло. Где существа, недостойные больше называться драконами, сцепились в смертельной схватке за право пожирать себе подобных. Но самое главное — такие темные, зловещие места есть и в нас, в наших душах. Да-да, у каждого из находящегося здесь… Кроме, конечно, нашей милой серебряной леди… Вот о чем нам следует подумать в первую очередь!
Тут Анхель бросил быстрый взгляд куда-то в толпу и, возвысив голос, продолжал:
— Но зло не только в душах! Есть еще, к сожалению, драконы, черные душой и телом, они есть и в этом мире. Порождения тьмы, бывшие убийцами и насильниками еще до превращения, они остались такими и в высшем облике. Убийцы драконов и, страшно вымолвить — людоеды. — Я заметил, как переглянулись братья Ино. — И лорды, которые покрывают их своим авторитетом, достойны всяческого осуждения…
— Вот говнюк, — раздалось у меня прямо за стенкой, не сказать чтоб очень тихо. — Намекать он тут мне будет! Грег, можно я вырву ему язык?
Я чуть не подскочил, увидев Валенка и Грега.
Грег что-то резко сказал ему — видно, приказал молчать. Анхель, не глядя на Грега, продолжал:
— Преступления каждого члена клана — на совести его лорда…
— Иногда каждому из нас приходится применять крутые меры ради блага клана, — мягко заметил близнец Ино, тот что с бородкой.
— Честь и хвала лорду, который знает что делает и помнит об ответственности, — так же вежливо отозвался Анхель. — Решения, замыслы, намерения, преступления, подвиги — все это долго зреет в почве бесчисленных обстоятельства, но однажды неизбежно появляется на поверхности… Ну а дальше мы судим по плодам. Однажды наступает момент истины, когда мы в деле узнаем, чего стоим. Ибо нет добрых и злых деяний. Есть дела, совершенные вовремя… Они и есть единственно верные…
Анхель прервал речь и отпил минералки. Остальные молчали, заинтересованно ожидая продолжения.
— Есть одна древняя притча. Некий учитель вел урок, и тут в его класс влетела птица и начала метаться по комнате. Ученики вскочили с места и принялись гнать ее прочь, но только усилили неразбериху и ничего не добились. Тогда учитель велел всем вернуться на места и замолчать. Постепенно класс успокоился, успокоилась и птица. И тогда учитель хлопнул в ладоши. Птица вспорхнула и вылетела в окно…
Анхель обвел взглядом шумный зал. Выражения его лица я не понял.
— Выбрать нужный миг, — закончил он. — Хлопнуть в ладоши. И птица отправится в путь…
Раздались одобрительные возгласы, хлопки и звон столкнувшихся бокалов. Идолищев церемонно раскланялся и выпил до дна.
— Люди и драконы этого мира… — раздался в шуме мелодичный голос.
Я увидел, что встала Лигейя. Все взгляды обратились на нее, ожидая тоста. Серебряная дракониха стояла, опустив руки, и ее лицо как никогда напоминало гипсовую маску.
— Люди и драконы, — произнесла она медленно, словно преодолевая огромное сопротивление, — простите меня…
Над столом повисло озадаченное молчание, нарушенное Анхелем:
— Что, опять нехорошо? — быстро поднялся он. — Тебе надо выйти… Дело в том, уважаемые лорды, что она недавно побывала в том страшном месте, которое я упоминал, и до сих пор не может оправиться от потрясения… Сейчас она придет в себя и все расскажет вам…
Я слегка удивился. В самом деле, я помнил: Лигейя была потрясена. Но не до потери же разума…
Вдруг что-то холодное, похожее по ощущению на металлическую цепочку, стиснуло мою шею. И одновременно раздался голос Грега:
— Простить? Мертвецы не простят тебя, Лигейя.
Она промолчала. Все взгляды обратились на Грега.
— Зачем ты отмалчиваешься? — продолжал он в полной тишине. — Ради того, кто построил тебе облачный замок? Зачем защищаешь его? Он ведь не защитил тебя. Он не оценит ни любви, ни преданности. Для него это только слабости, на которых можно сыграть в своих целях.
— Я знаю, — ответила она еле слышно.
— Ты погибнешь, Лигейя.
— Я давно уже погибла.
В воздухе возникло странное напряжение — он словно сгустился и помутнел. Или это потемнело у меня в глазах? В ушах зазвенело, голоса отдалились. Холодная удавка сильнее стиснула мое горло. Я увидел, как Лигейя знакомым жестом прижимает ладонь ко лбу… а когда она отняла ее, у нее исчезло лицо.
Я ощутил удар — как тогда, когда нечаянно схватился за золотую звезду межпланетного компаса. В висках запульсировала боль. Взгляд Лигейи — уже не взгляд, а нечто вроде невидимого разрушающего луча, — вонзился мне в мозг и одни ударом распорол ткань реальности.
Площадка на башне НИИ кибернетики растянулась до горизонта во все стороны. Затянутое облаками низкое небо устремилось вверх, отдалилось и посветлело. Я стоял среди безжизненной бурой равнины, на которой не было ничего, кроме множества драконов. Все они выглядели одинаково серыми. В идеальном строю, бесчисленными рядами, в полной тишине, они стояли и глядели на небо. Тянулись мгновения… ничего не происходило.
— Вот она! — воскликнул кто-то рядом со мной. — Приготовились!
Я обернулся и увидел Орку. Удивительно, как я мог так долго принимать этого молодого воина за желтого дракона! Орка указывал кому-то на небольшую одинокую птицу — кажется чайку, — которая кружилась высоко в небе.
— Не она, — раздался в ответ холодный голос.
Рядом с Оркой я увидел Грега. Либо это был его старший брат. Пожалуй, по лицу этого Грега можно было сосчитать его годы. Складки у рта, глубокие мимические морщины, усталость, которая могла быть и напускной, потому что под ней ощущалась безграничная сила. Но глаза были под стать голосу — холодные и неживые.
