Зеркало мира из подземного дворца господина судьбы Намтара, о котором мне рассказывал Бур. Но в моем видении все было особенным. Твердь не каменной, застывшей в своей неподвижности, а тягучей, текучей, вечно изменяющейся. И отражения в ней… Они тоже были разными. На одной стороне врат я видела себя малышкой, на другой – взрослой женщиной, на третьей – старухой. Это было странно, но не страшно. Не больно видеть седину в своих волосах, когда рядом – тонкие детские косички…
– Храм времени… – задумчиво проговорил Шамаш, внимательно слушавший рассказ женщины.
– Да! – та вскинула голову, открывая обрадованное лицо. Лика была счастлива, что бог ее понял. – Это, – она развела руками, словно стремясь заключить в объятия весь окружавший ее мирок священных стен, – храм тепла. И, вместе с тем – храм одного дня. Он прекрасен, ибо он дарит нам жизнь. Он необходим нам, потому что без него мы умрем… Но тот… Господин,-она заглянула в глаза небожителю, – ведь если они живут в одной душе, одном сердце, разуме, значит, они могут быть построены и на одной земле, правда? Они не противны друг другу, да? Ведь врата, о которых я тебе рассказывала – лишь для начала, середины и конца. Они дают не жизнь, а ответы. Там ищут не помощи, а понимания. Все остальное здесь!
– И еще те врата не для всех, – чуть слышно проговорил Шамаш.
– Что? – женщина не поняла его, встрепенулась пичужкой, чей покой оказался нарушен.
– Они только для наделенных даром.
– Хранителей? Но я ведь простая смертная, однако видела их!
– Твои видения начались недавно?
– Да, – она все еще не понимала, к чему вел бог солнца.
– После того, как ты узнала, что ждешь ребенка?
– Да. И срок был не маленький. Малыш начал шевелиться. Но… – в ее глазах забрезжило подозрение, голос дрогнул, к горлу подкатил комок. – Ты имеешь в виду, что дело в ребенке? Что это были его видения, которыми он делился со мной?
– Сейчас вы неразрывно связаны. И каждый из вас переживает и чувствует то, что дано другому.
– Как только малыш родится, эти видения покинут меня?
– Да, женщина.
– Но… – ей стало горько, обидно, хотелось заплакать. Ведь это несправедливо – что она никогда не сможет ступить на путь сына! Однако разве такой не была судьба всех матерей Хранителей: жить ради них, гордиться ими и расставаться с ними навсегда? – Но ведь я сохраню хотя бы память? – когда повелитель небес кивнул, она моля об одном: – Позволь мне быть рядом с ним во время первого из обрядов! Я понимаю: все остальные будут закрыты от моих глаз. Но хотя бы этот…
Пожалуйста!
– Ты мать. Не только этого ребенка, но и обряда. Как я могу позволять или запрещать тебе участвовать в нем, когда без тебя его просто не было бы?
Успокойся. Судьба милостива. Пусть она исполняет не все наши желания и не в полной мере, но самые заветные – всегда… Я понимаю, это тяжело: знать, что одному дано, а другому нет…
– Что Ты, господин, что Ты! Я вовсе не упрекаю Тебя за то,что Ты наградил даром лишь моего ребенка, а не меня саму! У меня не было такого ни в мыслях, ни в душе!
Я безмерно благодарна Тебе за лучшую из судеб, о которой может мечтать мать!
– Но твой сын не будет таким, как ты, как твой муж. Он не будет похож на остальных людей…
– Он будет Хранителем! Как его дядя! Великий бог, о чем мы говорим? Да разве ж это плохо – быть другим? Разве мы не понимаем, что наш мир живет лишь потому, что рождаются они, сохраняющие своей силой жизнь? Так было, так есть и так будет!
– Ты об этом спросила у врат храма?
– Да. Перемены всегда страшат. А что может быть страшнее перемен в вере? Прежде чем просить Тебя, я хотела убедиться, что моя просьба не обернется во вред.
– И какой же ответ был дан на твой вопрос?
– Мир людей всегда будет дорожить магическим даром превыше всего на свете и стремиться к нему сильнее, чем к обретению вечного покоя в крае благих душ.
Великий господин, – теперь ее глаза горели пламенем, который слепил, так много было в нем счастья, – в одном из отражений мне был явлен день в начале другой вечности, когда все, приходящие на землю дети огня будут наделены своим даром – каждый – особенным и неповторимым, все вместе – огромным, несущим счастье. И хотя я знаю, что ни мне, ни моим детям, ни детям их детей, внуков и правнуков не дожить до того времени, я счастлива уже от самой мысли, что рано или поздно оно придет. И первым шагом, первым мгновением его приближения будет мой сын.
Шамаш задумался. Тот обряд, о котором рассказала ему горожанка… Он был похож, и, все же, другим. Врата не пространства, а времени, путешествие не по дороге земли, а пути жизни. Похоже, близко, но иначе. Не уход от мира, а стремление к нему… Воистину, мудрости этой земли, говорившей с ним языком своего нерожденного чада, можно было позавидовать. Умирающая, она не просила ничего для себя, но всего – для своих детей, зная, что без них не проживет и дня, с ними же переживет сотню своих смертей, даже не заметив…
– Ты и сама не подозреваешь, какая в тебе сила, женщина, – Шамаш взглянул на нее с восхищением.
В мире одного дня и одного поколения столь бесконечная вера и беззаветное служение бесконечно далекому будущему были достойны того, чтобы ими восхищаться.
На миг ему даже стало стыдно за то, что он сомневался в силе и мудрости этих людей, в их способности выдержать испытание, не поддаться искушению, не потеряться перед лицом страха, на милость которого сдались лишенные дара его родного мира. Там, чтобы дети их детей не чувствовали себя обделенными, стремились уничтожить все, несшее в себе силу, отличавшую одних от других. Здесь же люди мечтали чтобы и их потомки получили дар…
Конечно, он знал об этом стремлении и прежде. Слышал слова, проскальзывавшие в разговорах. Но не обращал внимания, думая, что причина этого – в окружающем мире, который не оставляет иной возможности выжить, кроме как рядом с наделенным даром.
Но сейчас, заглянув в глаза горожанки, он понял, что все много сложнее. Все переплетается, уходя из одной крайности в другую и понять мир можно лишь взглянув на него целиком: и снега пустыни, и оазисы, и торговцы, и горожане, – все во всем. Жизнь одним днем – и мысли о далеком будущем, испытание здесь, чтобы быть счастливыми там. Отчаянное бесстрашие перед лицом своей смерти – и панический страх, ужас при одной мысли о смерти всех.
– Когда придет время, ваш мир, – он сказал – "ваш", чтобы подчеркнуть, что под словом "мир" имеет в виду не землю – кусочек полотна мироздания – а живущих на ней людей, – обретет то будущее, о котором вы мечтаете.
– Да будет так, – донесся до него голос богини врачевания.
– Господин, Ты ведь поможешь? Проведешь мир через бездну, которая ждет в конце этой вечности? Не позволишь исчезнуть всему? Оставишь засыпающим надежду на то, что им будет где проснуться?
