Кто так испохабил этот и без того несовершенный мир?
II
Вообще-то, по-хорошему, знакомы они и вовсе не были - именно знакомы в реальной жизни, не пили вместе чай (с тортом и группой «Любовные истории» - так и тем паче), не гуляли по улицам, их не связывало общеобразовательное учреждение или какие-либо интересы. Андрей Букарев был художником, Ирина Камелина - певицей. Букарев художничал совершенно неофициально, публиковался через интернет, на прокорм зарабатывал поездками на вахту упаковщиком и изредка - карикатурами в одну из местных газет: Серые Воды, как город творческий, имели официальное СМИ - районную газету, издаваемую администрацией, и неофициальное - некоммерческую газету «Луч», которая была в разы интереснее сухой официозной районки. Тогда как Камелина пела на более весомых началах - работала в местном ДК и имела кое-какой успех, даже гастролировала по области в апреле. Они не знали адресов и телефонов друг друга, не отмечали вместе праздники и уж точно не было между ними никакой перспективы на отношения (неудачник Букарев запретил себе даже подсознательно в момент сладких утренних грез облизываться на Камелину, о которой наверняка мечтали сотни таких же неудачников, многократных ветеранов френдзоны от даже тех женщин, которые на фоне Камелиной в принципе не могли представлять хоть какого-то интереса). Но в социальной сети, всем известной по синему оформлению, они как-то пересеклись, кто-то из них отправил другому заявку, на которую получатель ответил положительно, и хотя бы в одном месте они согласно его концепции могли называться «друзья». Ну или «товарищи», если кому ближе «советский» язык.
Было это уже давно, но тем не менее ни одной мало-мальски значимой дискуссии или просто дружеского разговора между ними не произошло. Как не было и позывов удалиться. Это молчание продолжалось уже месяца три или четыре, еще с конца зимы, и не было никаких предпосылок к его завершению. Потому, листая список диалогов, Букарев даже не искал там глазами Камелину, зная, что она не напишет: с чего бы ей ему писать? Общих знакомых у них было двое – Егор Ахмелюк, который с ней познакомился неведомо когда при неведомо каких обстоятельствах, вроде монтировал какой-то видеоролик по заказу работников дома культуры, и один из бывших ухажеров Камелиной, почтальон из старого центра, однако он с Букаревым не дружил (хотя жил на Теплой, возле Егора) и соответственно сблизить их с Камелиной не мог тоже.
Потому вечером в один из раскаленных последних дней мая ему неожиданно стало холодно – когда щелчок уведомил Букарева о письме с доселе неизведанного адреса. Чесать в затылке было уже поздно, и он, чувствуя какое-то неприятное подозрение – ну не может быть все нормально, точно тут что-то нечисто – откликнулся на приветствие, дополнив его вопросом, уйти от ответа на который было невозможно.
«Да так, просто, уже столько времени в друзьях, а ничего о тебе толком не знаю» - ответила ему Камелина.
«А. Ну, понятно» - отстучал Букарев и переключился на другую вкладку, намереваясь продолжить чтение форума, к его собеседнице никакого отношения не имеющего.
Однако почитать форум ему не дали: через полминуты щелкнуло второй раз, пришло еще одно сообщение, следующего содержания:
«Тебе было сложно?»
«Что именно?» - отбил в ответ он.
«Быть собой, видя, что все вокруг – ну или только несколько близких людей – резко против».
На этом Букарев решил завершить беседу в одностороннем порядке, вышел из сети и занялся более приземленными делами. Не подозревая, что беседу ему удалось лишь прервать, но не завершить – на следующий день его несолоно хлебавшая собеседница отловила его в торговом центре на Студенческой, где Букарев закупался товарами для творчества.
- Я ничего не напутала, надеюсь? – резко, в лоб, точнее в затылок, потому что подошла сзади, спросила Камелина.
- Ну, положим, ничего, - настороженно ответил Букарев. – Доброго тебе дня.
- И тебе. – Камелина заговорщицки улыбалась. – Зачем ты ушел от ответа?
- На какой вопрос?
- О тяжести. Я спрашивала, сложно ли было тебе остаться самим собой.
Кончик носа зверски зачесался, однако же его обладателю было не до того. Как один из приятелей так называемого Кисы и близкий друг Егора Ахмелюка, которого своим близким другом считал в свою очередь Киса, он был в курсе истории, имевшей место быть не далее как в конце марта, а поскольку женщина, домогавшаяся Кису с подобными разговорами на подобные же темы, приходилась Камелиной родственницей пусть и дальней, но подругой – более чем близкой, следовало насторожиться и прикинуть: они все такие, эти Камелины, это семейное у них, что ли?
Хотелось спросить – тоже резко и в лоб – не покусала ли ее эта философствующая сестрица, однако же сие казалось Букареву не комильфо, особенно с дамой, особенно с такой, как известная певица Ирина Камелина. Потому что… нет, это было не обаяние, не харизма, что-то другое, какое-то живое, честное тепло, - от нее исходило даже через интернет такое, что ей бы не сподобился подобным образом нахамить даже самый скверно воспитанный пролетарий Вася, на три четверти состоящий из спирта. Чего уж там думать о живом общении!
Поэтому Букарев утвердил решение пойти окольными путями, все же выяснив, чем вызвано такое странное поведение Камелиной. Вдобавок снова появился гнусный запашок френдзоны: если он даст слабину, через два месяца ему будут рассказывать про марки прокладок, которыми пользуется сама Камелина и ее подруги.
- Чем вызван такой вопрос? – спросил он, расплатившись за покупки и выходя из модуля в центральный коридор.
- Да так. Просто по тебе видно, что ты себя сохранил в первозданном виде, - продолжала подозрительно улыбаться Камелина.
- А тебе не надо на работу? – осторожно спросил Букарев, показав пальцем на большие часы над выходом из ТЦ, показывавшие без четырех минут час дня.
- Вообще-то по-хорошему надо, но мне там сейчас особо нечего делать, поэтому я досидела до обеда и ушла. Я иногда делаю так, когда у меня появляются какие-то свои дела, и мне идут навстречу.
- Ну что ж. – Букарев заглянул в пакет, разочарованно цокнул языком, увидев, что карандашей в пачке было три вместо шести, - может, кофе?
- Не откажусь, - Камелина откинула со лба упавшую прядь волос жестом, исполненным изящества, и полезла в сумку. – За меня платить не надо.
- Как пожелаешь. И все же, зачем ты спрашивала это?
- Из философского интереса.
- Тут кое-чья родственница философскими интересами уже довела одного чувака, напоролась на скандал и… - Букарев замолчал, так как продолжения истории он не знал.
- И – что? – засмеялась Камелина. – Вообще-то да, она может. Но мы не о ней сейчас.
- Но ты почему-то копируешь ее поведение.
- Нет. – Она отхлебнула кофе, слегка поморщилась. – Слищком крепкий. А почему я спрашивала – потому что мне интересно, как это прошло конкретно у тебя, а не абстрактно чей-то пример, как Юлька.
- Почему тогда именно у меня?
- Потому что это ты.
- Ну и? – сделал удивленную физиономию Букарев. – Я – это я, и что из этого?
- Ты же никуда не торопишься? – доброжелательным, почти ласковым тоном спросила Камелина.
- Да так-то никуда. Здесь хоть кондиционер стоит. А дома – духовка раскаленная.
- В общем, это длинная история.
- Ну, рассказывай свою длинную историю.
- Моя мать, - начала Камелина, - замужем была два раза. Мой отец – это ее второй муж, до него был еще один. Это давно было, в середине восьмидесятых…
- Слушай, а зачем мне это знать? – перебил ее Букарев.
- А ты не перебивай, я еще даже до сути дела не дошла. Первый раз она замуж вышла очень рано, еще студенткой, ей было девятнадцать, мужу – двадцать семь или двадцать восемь, точно не скажу. Ну вот как ты представляешь себе их семейную жизнь? Любое предположение.
