Ходящая не могла понять, как раньше она не почувствовала в этом мужчине тьму. Перед ней стоял давешний спутник лжегонца. Господин со шрамом на нижней губе. Он холодно улыбнулся Альге и сказал красивым, спокойным голосом:
— Не делай глупостей, девочка, и все останутся живы.
Страшные когти коснулись кожи, и его жертва едва заметно вздрогнула. Альга увидела, как капелька крови сбегает по шее Шилы.
— Скажи мне, где Целитель, и я уйду, — между тем продолжил мужчина.
Девушка ничем не показала своего удивления странности вопроса и лихорадочно соображала, как потянуть время, одновременно перебирая в голове сотни вариантов плетений, чтобы найти единственно верное, способное помочь Шиле, убить мерзкую тварь и спасти им жизни.
— Не понимаю, о чем ты. Отпусти ее!
— Целитель, милочка. — У него был легкий сдисский акцент. Мягкий и почти незаметный для нечуткого уха. — Скажи, где прячется твой друг. Так будет лучше для вас обеих.
Он сжал когти сильнее, и на этот раз пленница не смогла сдержать стона боли.
— Ты придурок! Целитель в Альсгаре! — прошипела она. — Здесь его нет.
— Я разговариваю не с тобой, девка. — Он встряхнул Шилу, словно волкодав кошку. — В последний раз спрашиваю по-хорошему: где Целитель?
И в это мгновение Альга нашла решение! Именно с помощью его она десять дней назад смогла выиграть схватку с колдуньей в своем Бездна знает каком по счету сне! И девушка стала быстро сплетать нужный узор, одновременно говоря:
— Отпусти ее. И я уйду с тобой. Мы поговорим.
— Ты мне не нужна.
Узелок. Еще узелок. Пьяный северный лист, перечеркнуть восходящей росой, связать с началом, замкнуть круг, добавить два отвода для лишнего жара, чтобы тот не разрушил плетение раньше времени. То, что прежде занимало у нее несколько минок, теперь, после тренировок в кошмарах, получалось едва ли не в два удара сердца.
— Хорошо. Я скажу. — Она немного отступила назад, так как незнакомец начал медленно приближаться, толкая впереди себя Ходящую. — Но ты не боишься, что я совру?
Бездна! Бездна! Бездна! Она может создать плетение, но не в состоянии насытить его должным жаром! Ее «искра» пока еще слишком слаба и неразвита для того, чтобы быть настолько мощной. Что же делать?! Мелот! Что же делать?!
— Я пойму, если ты лжешь.
Риск был огромен, создавать что-то иное бесполезно — оно бы не пробило щит или убило пленницу. И, уже зная, что ничего не получится, девушка все-таки взялась за это безнадежное дело.
— Мое терпение вышло!
Шила захрипела, начала закатывать глаза, и Альга внезапно ощутила, как в нее вливается поток, показавшийся в тот момент просто грандиозным. «Искра» вспыхнула, как никогда раньше, тело затопило жаром. Она увидела, как расширяются холодные глаза врага, и, злорадствуя в душе, ударила, тут же закричав от страшной боли в руках.
С силой отшвырнув пленницу, убийца прыгнул в другую сторону в тот момент, когда поток рубиновой пыли проломил его щит. Мужчина расплылся, превратился в нечто черное, хищное, страшное, в следующее мгновение замерцал… и растворился в воздухе.
По комнате прокатилась волна горячего воздуха, и Альга, несмотря на градом катящиеся слезы, скорректировала направление и ударила вновь. Она услышала у себя над ухом оглушительный вопль, на стену брызнула кровь, раненый противник стал видимым, прыгнул в коридор, едва не сбив человека, стоявшего в дверях, и исчез.
— Ты жива?! — Райл склонился над плачущей от боли девушкой. — Мелот! Что с твоими руками?!
— Шила… Посмотри…
— Держись! — сказал он и устремился к лежащей без движения Ходящей.
Рубиновый песок медленно оседал на пол и мебель. Альга, пошатываясь, подошла к двери и, захлопнув ее, закрыла на засов, но не почувствовала себя в большей безопасности. Ее ногти посинели и уже начали слезать, на пальцах появились волдыри от ожогов. Каждое движение причиняло боль.
— Она жива! — крикнул Райл. — Кровь пустяки. Царапины!
— Что это было?! — Альга уже сидела на коленях перед потерявшей сознание Шилой.
— О каком Целителе шла речь? — в свою очередь спросил Огонек.
— Не знаю. Спасибо, что отдал жар своей «искры». Без тебя бы я не справилась.
Он улыбнулся:
— Ты просто молодец! Я ничего подобного не видел. — Молодой человек, подняв с пола, поднес к глазам рубиновую песчинку. — Эта штука нападает только на тех, кто сотрудничает с Бездной? Кто тебя этому научил?
Девушка лишь покачала головой.
Не время сейчас что-то объяснять. Они по-прежнему в опасности.
А еще юная Ходящая думала, почему спутник гонца не напал на нее по дороге, когда у него была такая возможность, а рискнул влезть в Клык Грома, где несравнимо опаснее.
Проклятое тело преподнесло Тиф очередной «сюрприз» и решило испытать новую хозяйку болезнью.
Последний раз Дочь Ночи хворала Бездна знает сколько веков назад и уже успела напрочь забыть отвратительные ощущения. Она чувствовала себя старой развалиной, по костям которой галопом проскакал кавалерийский полк. Убийца Сориты беспрерывно кашляла и чихала, но это было мелочью по сравнению со страшной ломотой в висках и бесконечным ознобом. Ей хотелось забиться в какую-нибудь нору и умереть там, в покое, тепле и уюте.
Вместо этого приходилось трястись в седле, терпеть порывы ледяного ветра, прятать лицо от ледяных снежинок, делающих кожу на щеках бесчувственной, и проклинать недружелюбные горы, которые вызывали у нее отвращение, с каждым днем все больше и больше превращающееся в ненависть.
Проклятая ползла по долинам и перевалам, жалея себя и едва не плача. Скачущая на Урагане хлюпала носом, надсадно кашляла и продолжала страдать, злясь на никчемную оболочку, неспособную выдержать жалкую болезнь. Она не желала просить помощи у мальчишки-Целителя и лечилась самостоятельно горькой дрянью, выпрошенной у жреца.
Уставшая, раздражительная и резкая в общении Тиа мечтала, чтобы ее оставили в покое. Замотавшись в гору теплых тряпок, она едва держалась в седле, то и дело проваливаясь в тяжелую полудрему.
Ночью Убийца Сориты придвигалась поближе к огню и старалась, чтобы никто не видел, как ее колотит. От сильного озноба к утру мышцы болели так, что ей вновь страшно хотелось плакать, а еще лучше — умереть. Но ни за что не влезать на лошадь и не мучиться следующие нары в бесконечной, утомительной дороге.
Поэтому когда отряд остановился на два дня перед началом серьезного подъема — людям было необходимо время, чтобы привыкнуть к высоте, — Тиф вздохнула с облегчением. Эта передышка дала ей возможность отлежаться и почувствовать себя лучше. Температура спала, горло перестало обжигать болью, вернулся аппетит. Она вновь начала здраво мыслить и могла держать себя в руках, не рыча, словно запертая в клетку львица, на каждую обращенную к ней невинную фразу.
