Какое-то мгновение Джонатан и Профессор стояли молча, готовые на цыпочках вернуться к той развилке, откуда пошли не в ту сторону. Ахав наблюдал за кошкой, черной, как безлунная ночь, но даже не заворчал в знак приветствия. Похоже, все это нравилось ему не больше, чем хозяину. Кошка вылезла из-под кресла, вспрыгнула на покосившиеся перила крыльца и принялась мирно разглядывать всю троицу. Старуха зашевелилась и коснулась пальцами кружев у себя на рукаве. Ее губы медленно расползлись в улыбке, но глаза остались неподвижными. Джонатан с ужасом заметил, что они полностью лишены цвета, что их затягивает однотонная, мертвенная молочно-серая пелена, похожая на брюхо выловленной ими вчера рыбы. Казалось, за долгие годы эти глаза утратили и свои краски, и способность видеть, а сама старуха поблекла, как сидящая на камне ящерица, и стала частью окружающего ее бесцветного мрака болот.
Она медленно, пугающе поднялась с кресла, опираясь на покрытый затейливой резьбой посох, потемневший от времени и постоянной службы. Какое-то мгновение Джонатан был уверен, что она вот-вот покачнется и очень медленно упадет ничком на крыльцо. Однако этого не случилось, она просто продолжала неподвижно смотреть перед собой.
Профессор снял шляпу, хотя старуха и не могла этого оценить, и вежливо представил ей себя и своего друга. Джонатан предпочел бы поскорее вернуться к развилке, но он не собирался уходить один, а эта ситуация явно была из тех, которые приводили Профессора в восхищение. Старуха никак не ответила на любезности Профессора. Она просто еще какое-то время продолжала улыбаться, а потом вытащила из обтрепанной кружевной муфты высохшую руку, ткнула трясущимся пальцем куда-то между Джонатаном и Профессором и зловеще изрекла:
– Значит, вы пришли.
– Это какая-то ошибка. – Джонатан взглянул на Профессора, затем опять на старуху. – Вы нас приняли за кого-то другого. На самом деле мы просто гуляем на природе. Шли на водопад купаться.
Он многозначительным жестом показал Профессору на тропинку. Старуха засмеялась или по крайней мере попыталась это сделать. Но было как-то не похоже, чтобы этот смех шел от души и старуха одобряла чувство юмора Джонатана. Ее палец медленно согнулся, приглашая их подняться на крыльцо, и старуха, словно в нее внезапно вдохнули жизнь, резко повернула голову влево и в упор взглянула на Джонатана, затем засмеялась, захлебываясь неожиданно дребезжащим смехом.
Джонатан бросился прочь, следом за ним понесся Ахав. Сзади слышался топот Профессора. Но вдруг Джонатан, содрогнувшись от ужаса, услышал, как кошачьи вопли и кудахтанье старухи очень явственно смешиваются с чем-то очень похожим на шуршание и похрустывание старых юбок и кружева, словно сама ведьма гонится за ними по пятам.
Они добежали до самой развилки, и Джонатан махнул бы рукой на тропу, ведущую к башне, и продолжал бы бежать до самой гавани, если бы Профессор не остановился перевести дыхание и не крикнул ему, чтобы он последовал его примеру.
Где-то с минуту они пыхтели и отдувались, согнувшись почти вдвое и упершись руками в колени. Джонатан прислушивался, не раздастся ли сзади шуршание юбок или кудахтающий смешок, но не услышал ничего, кроме биения собственного сердца и своего же учащенного дыхания. Он решил, что старуха это на самом деле или нет, но, если она появится на тропе, он задаст ей жару своей тростью и выгонит из нее дьявола, – и это вдвойне относилось к ее кошке.
– Еще немного – и мне бы крышка, – сказал он через несколько мгновений.
Профессор выдавил из себя слабый смешок:
– Да уж точно, нагнала она на тебя страху.
– На меня? – насмешливо переспросил Джонатан. – Держу пари, ты так не бегал уже лет сорок.
– Это ты меня напугал, сорвался с места как не знаю кто.
– Это не я кого-то пугал. Я не из тех людей, что пугают других. Просто ты не хуже меня знаешь, кто она такая. Она – одна из тех ведьм, которых Дули видел в ту ночь, прошлой осенью, летящими по небу в лунном свете, – возможно, там были и она, и ее кошка. Если это действительно кошка. – Джонатан посмотрел, как Профессор трясущимися пальцами, точно в лихорадке, ткнул зажженной спичкой куда-то в сторону чашечки своей трубки, и спросил: – Ты что пытаешься зажечь – трубку или кончик собственного носа?
И тут у них обоих начался приступ дикого хохота. Прошло какое-то время, прежде чем они, насмеявшись вволю и успокоившись, вновь отправились в путь. И тот и другой временами оглядывались через плечо и несколько раз повторили друг другу, что на обратном пути, когда пойдут к этой развилке, они уже не сделают подобной глупости.
Еще через час они поднялись по извилистой тропе на крутой склон скалистого хребта и оказались возле башни. Они шли быстрым шагом, стараясь держаться в тени гигантских болиголовов, растущих вдоль дороги, и избегая освещенных солнцем участков. То, что день был жарким, не имело почти никакого отношения к тому, что они предпочитали укрываться в тени, хотя оба настаивали, что это так. Просто башню, казалось, окутывала пелена висящего в воздухе зла – атмосфера, поднявшаяся за бесчисленные годы из самой земли.
В общем и целом, у этой мрачной башни был негостеприимный вид, который при свете дня понравился Джонатану не больше, чем несколько месяцев назад в полночь. Он пожалел, что не взял с собой куртку, – хотя и знал, что такой солнечный день ему вряд ли еще когда придется увидеть.
– Мне кажется, мы позволяем этой местности взять над нами верх, – заметил Профессор. – Мы ожидаем чего-то ужасного, чего у нас нет повода ожидать. В конце концов, это же не дом с привидениями.
– Неужели? – отозвался Джонатан. – По меркам домов с привидениями эта башня должна стоять довольно высоко. Тут вся округа – как один большой дом с привидениями. Такое ощущение, что в этих лесах полным-полно гоблинов.
– Чушь. Это всего лишь твое воображение.
– Просто у меня нет твоего оптимизма, – возразил Джонатан.
В этот момент они пересекли заросшее травой пространство между лесом и дверью башни. Сопровождаемые по пятам Ахавом, путешественники торопливо двигались вперед, пригибаясь к земле и подгоняя друг друга, как будто чувствовали, что за ними что-то наблюдает – что-то в самом воздухе, окружающем башню.
Дверь тяжело повернулась на петлях, открывая их взору выложенный булыжником пол огромного зала и каменный камин, занимающий большую часть боковой стены. В очаге лежала кучка холодной золы, а рядом с ним – горка побелевших костей, которые ужасный Шелзнак использовал в качестве топлива. На полу валялись странные остатки их прошлогодней схватки: чучело змеи, которое Сквайр Меркл сунул в ухо гному, и обгрызенная индюшачья кость, что так легко справилась со скелетом. Еще там были пустая кружка, несколько человеческих ребер и нижняя челюсть. Ничего здесь не изменилось. Судя по всему, в башню с тех пор никто не приходил: гном не вернулся. В высоком окне напротив двери зияла дыра. Несмотря на ветерок, задувающий через разбитое стекло, подоконник был покрыт толстым слоем пыли, испещренным крошечными отпечатками крысиных лапок. Под окном лежала дюжина человеческих костей – ноги и таз скелета, который почти выбрался на свободу. Во дворе, среди грязи и сорняков, покоилось все остальное: пожелтевший череп неотрывно смотрел вверх, на стоящее высоко в небе солнце.
