– Я тоже об этом думал. Но вам, как знатоку всякого рода проклятий, должно быть хорошо известно, что у ребёнка, подверженного проклятию, волосы становятся седыми.
Поджав чёрные обезьянье губы, Стрик развёл руками:
– Ну, тогда я и не знаю что думать. Может мне его заворожить, на всякий случай? Глядишь – чего нибудь и всплывет.
– Лень! – подняв вверх указательный палец, воскликнул Одей. – Лень, и не уважение к окружающим! Я это безо всякой ворожбы могу сказать! У парня ветер в голове! Вспомните: какие легенды сочиняют о нем ученики!
Одей принялся загибать пальцы, перечисляя:
– Таксобус угнал! Какую-то нечисть умудрился сотворить! Колдовство практикует! Эксперименты над снежными гномами ставит!… Конечно – все это выдумки детворы, но легенды на пустом месте не рождаются!
– Так-то, оно так, – снова кивнул Шелер. – Но вы забыли, что мы тут собрались не причину искать. Это уже поздно делать. Мы собрались, чтоб решить – как быть? Давайте, коллеги, предлагайте. Будем рассматривать любые варианты.
В комнате повисла задумчивая тишина. Было слышно лишь тихое посапывание уснувшего Фидии, и размеренное тиканье часов, плавающих высоко под потолком комнаты. Часы были помещены в хрустальныё шар, и, благодаря какому то волшебству, их циферблат можно было увидеть из любой точки комнаты.
Минутой позже, молчание нарушил Аив. Он как раз заканчивал рисовать бурого воламанна – жуткую помесь жирафа и собаки.
– Если честно, то я не совсем понимаю: от чего весь переполох? По-моему, это ему решать, как прожить свою жизнь. Если хочет, то пускай учится, а не хочет…
Аив пожал плечами.
– А если не хочет, то пускай остаётся неучем.
По комнате прокатился удивлённый шепот, а Шелер оторопело уставился на учителя физкультуры, отказываясь верить своим ушам. А потом он вдруг со всей силы хлопнул ладонями по столу, вновь разбудив бедного Фиди. Учителя разом вздрогнули, а зоопарк Аива рассыпался сотнями разноцветных искр. Сам Аив, скинул ноги со стола, и испуганно уставился на Шелера. Он опасался, что его сейчас превратят в какую-нибудь мерзость. В Академии (да и далеко за её пределами) знали, что Шелер могучий волшебник. А вот на что он способен в порыве гнева, не ведал никто.
Но, применять магии, директор не стал. Он медленно прошелся по комнате, не спуская гневного взгляда с Аива, и тихо проговорил:
– А вы, как я заметил, вообще к Раусу относитесь слишком уж лояльно! Как будто он – самый преуспевающий ученик в Академии! Вы, прямо, светитесь симпатией к этому мальчику!
Шелер вопросительно склонил голову, ожидая оправданий. А Аив пожал плечами и, тщательно подбирая слова, промямлил:
– Но – о… По моему предмету он действительно самый первый в классе. Он… довольно развит… физически. И к тому же, я одинаково отношусь ко всем ученикам. У меня нет любимчиков…
– По-до-жди-те! – протянул Одей, замахав указательным пальцем над головой. – Помнится, совсем недавно, я заглянул к вам в спортзал, чтоб посмотреть, как занимается мой класс! И что я там увидел?!
Аив пожал плечами, а Одей повернулся к Шелеру и сообщил:
– По среди зала, на перекладине турника, болталась заплаканная Марлидорина, а по кругу бегал весь класс, еле передвигая ногами! А этот "любитель" детей, стоял возле турника и орал на бедняжку: "Учти, девочка! Класс бегает из-за тебя! И он будет бегать до тех пор, пока ты не подтянешься ещё пять раз!"
Вновь повернувшись Аиву, Одей так грозно сверкнул на него глазами, что у того на столе вспыхнул огнём подставка с карандашами. И, даже, не обратив на это внимания, он спросил:
– Это так вы выражаете свою любовь к детям?!
Аив попытался сбить пламя рукой, но обжёгся. Тогда он сотворил в воздухе стакан и залил пламя водой. Убедившись, что новое возгорание не грозит, он откинулся на спинку кресла и, чувствуя себя загнанной мышью, сказал, стараясь избегать взглядов своих коллег:
– Во-первых, уважаемый: я отнюдь не издевался над вашим классом, как вы утверждаете. Я вырабатывал в них выносливость. А это, безо всякого сомнения, пригодится детям в будущем. А во-вторых: не стоит выражать свои эмоции вот так, – Аив указал на почерневшие карандаши, – с помощью магии! Так не долго и Академию спалить!
– Коллеги, коллеги, постойте, – попытался прервать разгорающийся скандал, преподаватель практической магии, старик Шутт. Лицо этого почтенного старца было страшно изуродовано. Расплывшиеся глаза разного размера; неровный нос; кривые губы – всё это было результатом одного неудачного эксперимента, который он проводил когда-то давно для своих учеников.
– Если вы хотите, понимаешь ли, выказать свою любовь к ученикам и поделиться методами воспитания подрастающего поколения между собой, – продолжил он надрывистым старческим голосом, – то тогда давайте устроим для этого отдельное собрание. За чашкой чая, так сказать. Только в другой раз, знаете ли. А сейчас, всё-таки, надо решить ту проблему, из-за которой мы здесь собрались. На мой взгляд – с начала, понимаешь ли, собрания, мы не приблизились к этому решению ни на йоту. Ведь все хотят поскорей разойтись по домам. Многих дома ждут мужья, жены, дети. Что касается меня, то я не горю желанием здесь ночевать. Мне ещё к завтрашней практической работе приготовиться нужно, понимаешь ли. Да к тому же, не гоже двум взрослым людям выяснять отношения таким вот манером. Это может потом и на детях отразиться. А раз уж…
Шутт оглядел учительскую комнату и осекся. Пристальные взгляды коллег были устремлены на него, и старик только сейчас осознал, что произнёс целую речь. Покраснев, он уселся на своё место и смущённо пробормотал:
– Прошу прощения. Можно продолжать.
Шелер добродушно улыбнулся, от чего его зелёная борода расползлась в стороны, и кивнул головой:
– Благодарю вас, многоуважаемый Шутт.
В Академии Шутт действительно был многоуважаемым. Его любили и уважали все без исключения. Даже Фло. Единственный, кто его ненавидел, был Аив, но он умело скрывал это под маской безразличия.
В учительской комнате повисла тишина, продолжавшаяся минуты две.
– Ну что ж, – пожал плечами Шелер. – Я вижу, что ни каких предложений не будет. Или может кому-то не ловко?
Директор выжидательно помолчал; медленно обвёл коллег взглядом и продолжил:
– Тогда я – с вашего позволения – оглашу своё предложение. Но, сначала – чтоб ни кто не счёл его жестоким и несправедливым – я перечислю вам, так сказать, "заслуги" Фло. Они у меня все записаны.
Шелер сунул левую руку в правый рукав халата и извлёк оттуда свёрток бумаги.
– Итак, – пробормотал он, задумчиво раскатывая свёрток. – Я пропущу описание того, как Фло систематически опаздывает в Академию, пропускает уроки и оскорбляет педагогов. Об этом мы все прекрасно знаем. Не буду говорить о слухах и легендах, которые ходят среди учеников. Проверить их не предоставляется никакой возможности. Начну сразу с того, что в последнее время мне стали докладывать о том, будто Фло неоднократно видели курящим на заднем дворе Академии.
