Властелин обнаженных схем мироздания немного смахивал на Серебряного Серфера.[52]
— Ты хочешь сказать, — медленно произнес Квентин, — что это прекрасное и могущественное существо выглядит так потому, что мои смертные глаза неспособны постичь его истинное великолепие.
— Да нет, мы думаем, что они реально так выглядят.
— Ну а что? — Поппи посмотрела еще раз. — Он впечатляет. Большой такой и серебряный.
— Большой серебряный техник. Не может быть, Пенни, чтобы вселенная так работала.
— У нас в Ордене это называется инверсией глубины. Чем больше углубляешься в космические тайны, тем неинтереснее они делаются.
Вот, значит, он какой. Самый большой ублюдок, вершина пищевой цепи. Вот откуда берется магия. Понимает ли он, как прекрасно то, что он создал, как много людей влюблено в этот его продукт? Не похоже, что он сам что-то любит. Он просто есть. Но как же можно создавать столь прекрасные вещи и не любить их?
— Интересно, кто ему стукнул, что мы используем магию, — сказала Поппи.
— Может, поговорить с ним? — предложил Квентин. — Вдруг передумает. Показать… не знаю… что мы достойны. Испытание какое-нибудь пройти.
— Вряд ли возможно, чтобы они передумали, — сказал Пенни. — Когда выходишь на такой уровень силы, знаний и совершенства, становится самоочевидно, что делать дальше. Все подчиняется правилам. Из любой ситуации существует лишь один идеальный выход — выбирать не из чего.
— Ты хочешь сказать, что боги не обладают свободой воли.
— То есть способностью совершать ошибки? Ею обладаем только мы, смертные.
Они еще немного понаблюдали за богом, работающим без остановок и колебаний. Его руки размыкали одни соединения и создавали другие. Квентин в силу своей человеческой ограниченности не понимал, чем новые лучше старых, и немного жалел бога. Тот, вероятно счастливый в своей абсолютной непогрешимости, был уж очень похож на робота.
— Давай закрывать, — сказал он в конце концов. — Не хочу больше смотреть на это.
Крышка со скрежетом стала на место, и Квентин запер ее на крюк, не совсем понимая, зачем это надо. Чтобы кто-нибудь не залез туда или, наоборот, не вылез? Они постояли над фонтаном, как над свежей могилой.
— Почему это происходит именно сейчас? — спросил Квентин.
— Что-то привлекло их внимание. Кто-то где-то включил тревогу и вызвал их оттуда, где они пребывали. Может, они даже не сознают, что делают. Мы узнали об их присутствии по наступлению холодов. Дальше — больше: солнце скрылось, ветер задул, снег пошел и дома стали рушиться. Всему приходит конец.
— Нам Джош рассказал. Он был здесь.
— Да, я знаю. — Пенни на секунду забылся и добавил в своем прежнем стиле: — Культи на морозе болят как проклятые.
— Что же теперь будет? — спросила Поппи.
— Нигделандия, не входившая в божественные планы, перестанет существовать. Старые маги построили ее в межвселенском пространстве, и боги сметут ее, как осиное гнездо со стены. Если мы еще будем здесь, то погибнем с ней вместе, но они на этом не остановятся. Им нужна не сама Нигделандия, а то, что сотворило ее.
В одном Пенни нельзя было отказать: правду-матку он резал только так, не колеблясь.
— Все дело в магии. Нам не полагается ею владеть, и они намерены закрыть тот источник, из которого она к нам поступала. Рано или поздно они его перекроют не только здесь, но и во всех мирах до единого, и магия вновь станет уделом богов. Из большинства миров магия уйдет мирно, но Филлори как чисто волшебный мир, боюсь, просто рухнет. Согласно моей теории, он и есть та протечка, дыра в плотине. Думаю, перемены уже начались — вы должны были видеть какие-то знаки.
Буря, раскачивающая часовые деревья. Вот она, сигнальная система оповещения. А Джоллиби погиб, видимо, потому, что без магии филлорийцам нет жизни. Эмбер и волшебные звери забили тревогу.
Квентин предпочитал вселенную в старом, не-перемонтированном виде. Божественный ремонт, вполне вероятно, затянется на долгие годы. Можно вернуться домой, выкинуть это из головы и надеяться, что до самого худшего он, Квентин, не доживет… да только кто его знает. Как он сам будет жить без магии? Многие, конечно, вообще ничего не заметят, но знающие… смогут ли они существовать с каждодневным чувством потери? Поди объясни это кому-то помимо магов. В мире останется только то, что можно увидеть и потрогать руками, и тоска по несбыточному лишится всякого смысла. Мечта, которая вместе с магией могла переделывать мир, без нее никогда не выйдет за пределы воображения.
И Венеция, сокрушив свои деревянные сваи, уйдет в морскую пучину.
Богов, конечно, тоже можно понять. Магию создали они и не желают, чтобы насекомые вроде Квентина по ней ползали, только он с этим мириться не станет. С какой стати магия должна принадлежать одним лишь богам? Они ее не ценят, даже удовольствия в ней не находят. Она не приносит им счастья. Они владеют ею, но не любят ее так, как любит он, Квентин. Что толку быть всемогущим, если не можешь любить?
— Значит, вот как все будет? — сказал он, подражая Пенни в его стоицизме. — А нельзя ли этому помешать?
Он почти согрелся, но холод норовил проникнуть сквозь подошвы сапог.
— Не думаю. — Пенни зашагал по снегу, как простой смертный, — ему холод, видно, был нипочем. — Впрочем, один способ есть: мы предвидели, что это может случиться, и подготовились. Что в первую очередь делает хакер, взломав систему?
— Не знаю. Скачивает номера кредитных карточек и подписывается на элитные порносайты?
— Проделывает заднюю дверь. — Отрадно было видеть, что Пенни, даже и просветленный, к юмору не стал восприимчивее. — Чтобы войти снова, если все остальные запрут.
— И Орден ее проделал?
— Так говорят. В систему, так сказать, встроена лазейка, через которую по-прежнему будет поступать магия. Надо только открыть ее.
— Господи. — Квентин не смел надеяться — новое разочарование было бы слишком болезненным. — Вы правда можете это сделать?
— «Задняя дверь», — Пенни изобразил культями кавычки, — действительно существует, но ключи от нее утеряны так давно, что даже мы не знаем, где их искать.
Квентин и Поппи переглянулись. Не может все быть так просто. Такого везения природа не знает.
— Пенни, а этих ключей случайно не семь?
— Да. Семь золотых ключей.
— Пенни… господи боже, Пенни… похоже, они все у нас. В Филлори. Не все, но шесть точно.
Квентин присел на камень вне круга идущего от Пенни тепла и уронил голову на руки. Их доблестный поход никакая не игра, а реальность. Они, сами того не ведая, все это время сражались за магию.
