— И они просто шутят... я пытался разговаривать с райгрэ... но это же просто шутки. Он обещал, что ничего не случится.
Случилось. И шутки далеко не всем гляделись шутками, если людям пришлось принимать меры.
— Их не в чем обвинить.
Человек был прав и в то же время ошибался.
— С этого дня территория Академии закрыта для посторонних. Всех посторонних... — Виттар пришлет своих людей, которые проследят, чтобы запрет исполнялся. — Это временная мера, связанная... сами придумаете, чем объяснить.
— Но...
— К каждой группе студентов вы приставите куратора, который будет находиться при группе неотлучно. В случае опасности куратор подаст сигнал. И уведет студентов в безопасное место.
Если успеет. И по выражению лица ректора ясно: подобные меры он полагает излишними.
— Вы не понимаете. Стая попробовала крови, и те шутки, которые они играли раньше, действительно были шутками. А вот теперь вам будет не смешно.
Королевская Академия находится под покровительством Стального Короля.
И кровь, пролитая здесь, вполне может считаться вызовом.
Случайность?
Или еще одна нить из гобелена, сотканного жилой Лунного Железа?
— И да, я хотел бы выкупить у вас картину...
Ректор кивнул. Похоже, проблемы живописи теперь его волновали мало.
В Академии пришлось задержаться надолго, а дома Виттара ждало приглашение и записка: Стальной Король будет рад принять его, но завтра. Перед балом.
И следовательно, присутствия на балу не избежать, что совершенно Виттара не радовало.
Жаль, что Тору нельзя взять с собой. Ей бы понравилась...
Его найденыш опять играл, и на сей раз не стал прерываться. Музыка тоже осталась прежней, мягкой и убаюкивающей.
Стянув перчатки, Виттар развязал галстук, отправил сюртук в угол, а сам устроился на ковре. Он положил голову ей на колени и, когда Тора прекратила играть, обнял ее ладошку.
— Устали?
Ее пальца пробежались по волосам.
— Как собака, — честно ответил Виттар.
Надо заказать ее портрет, чтобы потом, когда она покинет этот дом, хоть что-то осталось.
Но Виттар смутно подозревал: портрета будет недостаточно.
Глава 24. Разноцветные сны
Она давно не приходила, но было бы наивным считать, что Оден вовсе избавился от внимания Королевы. Правда, на сей раз обошлось без ямы и пыточной.
— Настроение не то, — меланхолично заметила Королева. — Зло тоже нуждается в отдыхе. Садись.
Оден огляделся.
Зеленый луг, расшитый травами, и мутноватое небо. Солнце просвечивает сквозь туман, словно бельмо на гигантском глазу, и его зыбкий свет меняет Королеву.
Она сидит на краю платка, из тех, черных, разрисованных алыми маками или же розами, что так милы крестьянским девкам. И Ее Величество ныне сменили облик. Ей к лицу простая белая блуза, и саржевая юбка, грубая, подчеркивающая девичью хрупкость Королевы. Вместо драгоценных камней на шее висят стеклянные бусы. И косы уложены короной, и цветные ленты, что спускаются по плечам — чем не лоза перевоплощенная.
— А у тебя приземленные вкусы, если такое нравится, — заметила Королева и повторила: — Садись, не испытывай терпение.
Оден присел на край платка. Бросил взгляд на руки, убеждаясь, что свободен. И Королева небрежно бросила:
— Мир Грез переменчив.
И не надо гадать, в чьей власти совершить перемену.
— Правда, маленькие девочки очаровательно наивны? И так похожи... все верят в любовь. И в то, что если уж суждено влюбиться, то это навсегда?
— Не трогай ее, пожалуйста.
— Почему? — она потянула за ленту, и косы упали на плечи, темные, тяжелые, Оден помнил, что на ощупь они похожи на змей.
— Это лишь твое больное воображение, дорогой, — заметила Королева. — Ты меня несколько... демонизируешь.
— Причины есть.
— Неужели?
Странный разговор и странный мир. И Оден не удивляется, когда в подставленный королевой кувшин льются небесные туманы, чтобы превратиться в молоко.
— Скажи, зачем ты пришел на Перевал? Точнее не ты, вы... — она разлила молоко по глиняным кубкам. — Будешь?
Отказываться было бы неблагоразумно.
Да и пожелай она отравить Одена, не важно, во сне ли, наяву ли, давно бы сделала.
— Именно, — согласилась Королева, передавая некрасивую, кривовато обожженную посудину. Оден постарался взять так, чтобы не прикоснуться к белым пальцам Мэб. — Десять лет тому граница проходила по ту сторону гор... двадцать — за рекой... тридцать... да и мне ли рассказывать, ты же не глуп, ты сам все понимаешь.
Война началась давно, тихая, подспудная, состоящая из пограничных стычек, которые чаще всего заканчивались поражением альвов. И постепенно, год за годом, граница подползала к горам. А потом и Перевал, узкая расщелина в каменной плоти скал, соединяющая обе стороны мира, перешел под власть Стального Короля.
— Тебе поручили Гримхольд. Тебе, Оден, второму по силе после Короля, и крохотнуюю приграничную крепостицу?
— Мне нужен был отдых.
— И как отдохнулось? — лукавая улыбка и по-прежнему мертвые глаза. — Отдыхают дома, Оден. Ты же хотел вернуться... но тебя попросили. Всего-то год... или полтора... больше никаких войн, раз уж ты устал от схваток. Просто навести порядок. И молодняк поучить.
— Что в этом плохого?
— Ничего, — согласилась Королева. — Признай, вы ведь готовились нанести удар.
— Если и так, то я был не в курсе. В Гримхольде только гарнизон и стоял.
Из тех самых мальчишек, которых Оден учил. И должен был сберечь, но вместо этого заставил держаться, пока пробивалась к поверхности лютая дикая жила.
— Конечно, только гарнизон, — Королева склонилась над плошкой. Молоко она лакала. Мелькал длинный язык, и белые капли оседали на алых губах королевы. — Пока только гарнизон... но вы тянули жилу. И Стальной Король лично явился ее закрепить. Сколько лет ей нужно, чтобы набрать силу? А там и отростки пустить под горами... за горы... я лишь ударила первой.
И проиграла.
— У нас был шанс. Пей.
Молоко не имеет вкуса, наверное, Оден просто забыл, каким оно должно быть.
— Если бы у нас получилось пройти Перевал, мы бы победили. Ты дал Королю время, а мой венценосный брат был достаточно умен, чтобы воспользоваться и временем, и предлогом. Перевал открыли с вашей стороны... спустя месяц. Всего-то месяц, Оден. Хочешь сказать, он не готовился к войне?
— Я не могу обсуждать действия моего короля.
Даже в безумном сне. И Королева Мэб фыркает, отчего молоко разлетается клочками тумана.
— В этом ты весь, верный пес, готовый служить всегда и во всем... тебе и награды не нужно. С тебя хватит осознания, что ты исполняешь свой долг. Меня это в вас всегда поражало. Но не волнуйся, он тебя наградит. Объявит героем. Вручит медаль... или даже две... пожертвует земли за Перевалом, там на многих хватит. И закроет глаза на твою маленькую слабость, противоестественную по мнению многих. Что хмуришься? Это ведь ты сказал, не я, я лишь повторяю.
