– Но ты же называешь Микела Деймоном.
Терса небрежно пожала плечами:
– Иногда бывает очень приятно притвориться, будто это ему я рассказываю сказки. Джанелль говорит, притворяться можно.
Словно ледяное перо прошло вдоль позвоночника, заставив Сэйтана вздрогнуть всем телом.
– Ты рассказывала Джанелль о Деймоне?
– Разумеется, нет! – раздраженно буркнула Терса. – Она еще не готова узнать о нем. Еще не все нити на своих местах.
– Какие еще нити…
– Любовник – отражение отца. Брат стоит между ними. Зеркало кружится, кружится, кружится… Кровь. Сколько крови… Он цепляется за остров вероятности, держится за возможность. Мост должен подняться из моря. Но нитей еще не хватает.
– Терса, где сейчас Деймон?!
Женщина моргнула, сделала неровный вдох… а затем, нахмурившись, уставилась на Сэйтана:
– Но мальчика ведь зовут Микел.
Повелителю очень захотелось заорать что-то вроде: «Где мой сын?! Почему он не отправился в Цитадель или не прошел в одни из Врат? Чего он ждет?!» – однако кричать на Терсу было бессмысленно. Она не смогла бы передать точнее то, что ей открылось. Однако кое-что Сэйтан все-таки понял. Еще не все нити на своих местах. До тех пор пока положение вещей не изменится, ему остается только ждать.
– А для чего эти палки, Терса?
– Палки? – Женщина взглянула на корзину, полную сучьев, зажатую в углу кухни. – У них нет цели. – Она пожала плечами. – Возможно, разжечь огонь?
Она попятилась, очевидно, утомленная усилиями, прилагаемыми для того, чтобы тяжелые камни реальности и безумия не смололи ее душу, заключенную между ними.
– Есть ли что-то, что я мог бы сделать для тебя? – спросил Сэйтан, собираясь уходить.
Терса ответила не сразу.
– Ты рассердишься.
Однако прямо сейчас Сэйтан не считал себя способным на такое сильное чувство.
– Не рассержусь. Обещаю тебе.
– Ты не мог бы… не мог бы обнять меня на минуточку?
Это потрясло его до глубины души. Он, всегда ценивший физические проявления близости превыше всего на свете, даже не подумал предложить дружеское объятие матери своего ребенка!
Сэйтан крепко обнял Терсу. Она сцепила руки за его спиной и пристроила голову на все еще крепкое, сильное плечо.
– По дикой страсти я не скучаю, однако приятно чувствовать прикосновения мужских рук.
Повелитель нежно поцеловал спутанные волосы женщины.
– Почему ты никогда не упоминала об этом раньше? Я даже не знал, что тебе этого хочется.
– Теперь знаешь.
Члены Темного Совета возбужденно перешептывались. Началось все с задумчивого взгляда, нахмуренных бровей, выражавших озабоченность. Повелитель сделал очень многое за свою долгую жизнь – вспомнить хотя бы о том, что он сотворил с членами Совета, чтобы заставить остальных сделать его опекуном девочки, – однако было трудно поверить, что Сэйтан Са-Дьябло способен на такое. Он всегда настаивал на том, что сила Края, сила всего Королевства, зависит от способностей ведьм – и особенно Королев. Подумать только, что он мог делать нечто подобное с хрупкой, ранимой девчушкой, юной темной Королевой…
О да, они и раньше интересовались благополучием воспитанницы Повелителя, однако он всегда реагировал на их расспросы с большим недовольством. Девочка больна. Она не может принимать посетителей. Ее обучают на дому.
Где же девушка провела последние два года? К чему ее склоняли? Уверен ли Джорвал в своих сведениях?
Нет, лорд Джорвал особо подчеркивал, что он ни в чем не был уверен. В конце концов до него дошел лишь весьма неправдоподобный слух, упорно распространяемый слугой, которого Повелитель лишил места. Нет никаких причин предполагать, что Сэйтан Са-Дьябло был неискренен в своих объяснениях. Возможно, девочка действительно серьезно больна – возможно, даже неизлечимо, – возможно, она слишком возбудима и отличается неустойчивой психикой, поэтому приход незнакомцев повредит ее здоровью.
Однако Повелитель не упоминал о болезни девочки вплоть до того дня, когда Совет впервые потребовал встречи с ней.
Джорвал поглаживал тонкой рукой свою темную бороду и качал головой. Нет никаких доказательств. Только слово человека, которого нигде не могут разыскать.
Только догадки, невнятное бормотание и шепот.
3. Искаженное Королевство
О цеплялся за острые стебли травы, которой порос быстро осыпающийся остров под названием может быть, наблюдая за тем, как к нему плывут палки. Они вставали в ровный ряд, как доски, складываясь в подобие моста, протягивающийся вдаль по поверхности бесконечного моря. Однако становиться на него было бы в лучшем случае рискованно, к тому же у Деймона не было веревок, чтобы скрепить ненадежную опору. Если бы он попытался воспользоваться этим «мостом», то погрузился бы в бурные волны кровавого моря.
Впрочем, он в любом случае утонет. Остров продолжал осыпаться. Рано или поздно не останется ничего, что могло бы поддерживать вес его тела.
Он устал. Он хотел, чтобы чужеродная стихия поглотила его.
Палки нарушили ровный строй, крутясь и изменяясь, и сложились в грубые, едва узнаваемые буквы.
«Ты – мое орудие».
«Слова могут лгать. Кровь – никогда».
«Шлюха с сердцем мясника».
Он попытался отползти подальше от этой части острова, но вторая его половина на глазах осыпалась, осыпалась, осыпалась… Места теперь хватало только на то, чтобы лежать прижавшись к земле. Он был совершенно беспомощен.
Что-то двинулось в глубинах кровавого моря, заставив палки беспорядочно закачаться на волнах, разбив бесконечные слова. Они закружились вокруг маленького острова, наталкиваясь на осыпающиеся песком уступы может быть, и легли друг на друга, образовав хрупкую защитную стену.
Он перегнулся через нее и увидел, как на поверхность всплывает лицо. Сапфировые глаза смотрели в пустоту, золотистые волосы разметались веером.
Губы шевельнулись. Деймон.
Он протянул руку и осторожно поднял лицо из моря крови. Не голову, только лицо, гладкое и безжизненное, словно маска.
Губы снова шевельнулись. Слово прозвучало как нежная ласка, как тихий вздох ночного ветра. Деймон.
Лицо растворилось, утекло сквозь пальцы.
Всхлипывая, он попытался удержать, заново слепить это горячо любимое лицо. Однако чем упорнее он пытался, тем быстрее оно ускользало сквозь пальцы, пока от него не осталось и следа.
