— Ты так спокоен. А говорил, будто для волка семья и стая — самое важное.
Оборотень на миг посерьезнел и ответил:
— Терзаться попусту — что за хвост себя ловить. Из сил выбьешься, а всё впустую. Мара Осенённая. И Дар, как говорят, в ней не горит — полыхает. Раз ушла, значит, знала: будут силы дойти, куда собралась. Глупости она не совершит. Глупости делают те, в ком кровь быстро закипает. А Мара умеет себя в узде держать. Терпеть. Выжидать.
Голос Люта перекрывало мерное поскрипывание тележных колес.
Лесана задумчиво поглядела на Тамира. Тот правил лошадью и смотрел на дорогу. А лицо у него было… светлым. Спокойным. Таким, каким давно уже обережница его не видела. Много — много лет не видела.
Колдун наслаждался слишком ранней в этом году весной, солнцем, теплом, запахами просыпающегося леса. И будто не помнил ничего из того, что творилось с ним и вокруг него все эти годы.
На миг стало завидно. А потом, конечно же, сразу стыдно.
— Тамир, — позвала девушка.
Однако он, вместо того, чтобы повернуться, вдруг натянул поводья и, вскочив с облучка, закричал:
— Кресень! С боков заходят!
Лесана оглохла от этого внезапного яростного ора, а Кресень, ехавший в голове обоза, поставил коня на дыбы, одновременно с этим выхватывая из‑за спины меч.
Сказалась многолетняя выучка — не рассуждать, но делать.
Вороной заржал зло и отрывисто, когда три огромных рыси выпрыгнули на дорогу перед ратоборцем.
Оборотни не ожидали, что их заметят так рано, поэтому не успели окружить всадника. Это его и спасло. Рыси кинулись одновременно, мешая друг другу. Одна сразу же отлетела прочь с пробитой копытом головой, другая попыталась выбить человека из седла, но вороной, приученный не бояться зверя и биться вместе с вершником, прянул в сторону. Острые когти хищника пропороли ногу наезднику и разодрали крутой бок жеребца. А в следующую секунду Кресень уже слетел наземь и обрушил на оборотня меч.
Лесана выругалась так, как не приличествует не то, что женщине, но и пьяному мужику.
Полетела прочь рогожа со свертка, в котором таилось оружие. Пока пальцы рвали узлы и завязки, девушка вглядывалась в частокол деревьев, высматривая нападавших.
— Кресень! Справа! — кричала она, не отводя взгляда от стелящихся за могучими стволами хищников.
— К девке рвутся — точно тебе говорю! — хлопнул себя по колену Лют.
По голосу судя, он был возбужден и сожалел, что не может наблюдать схватку.
Тот же миг, словно в подтверждение его слов, завизжала пронзительно и тонко ехавшая в головной телеге Белава. Два кота запрыгнули на подводу, а ратоборец, который отбивался от шипящего, наскакивающего на него зверя, не смог им воспрепятствовать.
Обережница перемахнула через бортик возка. На неё из сосняка стрелой вылетел таящийся до этого мгновения хищник. Лесана шарахнулась в сторону, одновременно разворачиваясь и опуская клинок. Кошка взвизгнула и покаталась окровавленным клубком под телегу.
Краем глаза девушка увидела, как оборотни сорвали с обоза Белаву.
— Кресень! Девка! — кричала Лесана. — Девку унесли!
Увы, Кресеню, который оказался пеш, было не до девки. Здоровенный пятнистый кот наседал на ратоборца, щерясь и ударяя лапой, с которой осыпались на землю мерцающие зелёные искры. Силён!
Лесана снова грязно выругалась и понеслась в чащу — туда, куда рыси уволокли Белаву. Обережница ломилась через густой ельник, свободной рукой защищая глаза от упругих ветвей. Те хлестали по лицу и плечам, цеплялись за одежду, мешали бежать, не давали смотреть.
А в голове билось: «Уйдут, уйдут, уйдут!»
Девушка слышала удаляющиеся крики за спиной, хрип и ржание лошадей, напуганных запахами крови и зверя.
— Стой! — рявкнули сзади и схватили за плечо. — Снимай!
И Лют сунулся под руки:
— Снимай, говорю!
Перебрёхиваться времени не было, поэтому Лесана сдернула с него ошейник, и оборотень перекинулся, тут же взвыв от резанувшего глаза света.
Обережница отмахнула от подола длинный лоскут, спешно обмотала им здоровую башку волколака, снова вздела науз. Оборотень кинулся в чащу — только поспевай! Хоть со следа теперь не собьются.
Сердце глухо колотилось о ребра. Ковёр прошлогодней травы и листьев пружинил под ногами. И от виска к виску стучали обрывки бессвязных мыслей: «Девочка. Красавица. Глаза, как голубика!»
Ничего более связного на ум Лесане не приходило.
На Белаву преследователи вылетели внезапно для самих себя — она валялась без чувств на дне старого лога, где ещё лежали узкие грязно — белые полоски снега. Девушка была в земле и прелой листве, коса растрёпана, а рубаха залита кровью…
Две рыси скалились, глядя на обережницу снизу вверх. Дневной свет не причинял им вреда.
Осенённые.
Лесана перехватила меч и с сожалением подумала, как бы сейчас пригодился оставленный в повозке лук. Ну да что уж теперь. И она неторопливо начала спускаться. Спешить нельзя — оскользнется нога, поедет по гнилым прошлогодним листьям. А коли упадешь, на ноги уже не встанешь. Не дадут.
Хищники глядели на приближающегося человека и медленно пятились. Оставлять добычу им не хотелось, но преследовательница смущала. Одета, вроде, как простая баба, а по повадке, по отсутствию страха, по оружию в руках — Охотница.
Один из котов предостерегающе зашипел и пригнулся к земле, делая ещё один осторожный шаг назад. Второй последовал его примеру — отступил. В звериных глазах горела глухая ненависть, смешанная со страхом. А ещё через миг оба хищника развернулись и бесшумно ускользнули в чащу.
Только теперь Лесана перевела дух и повернулась к Люту, который тихо рычал поодаль:
— Хоть шаг в сторону сделаешь — упокою, — сказала она. — Терпи. Ты сытый.
Обережница спустилась к Белаве, разорвала рубаху и осмотрела оставленные когтистой лапой раны. Шрамы останутся. Ну да ничего. Главное — жива.
Пальцы Осенённой охватило голубое сияние, и она провела ими по растерзанной плоти, щедро отдавая Дар. А когда убрала руку — кровавые борозды на нежном теле затянулись тонкой розоватой кожицей.
Лесана благоразумно срезала окровавленную ткань, отшвырнула её подальше, а на девушку набросила свою свитку. Укутала поплотнее и лишь после этого сняла ошейник с Люта:
— Перекидывайся.
С земли он поднялся уже человеком. Ругающимся сквозь зубы, шипящим от боли и заливающимся слезами. Пришлось снова завязывать ему глаза, на этот раз новым обрывком рубахи, которая теперь едва прикрывала Лесане колени
— Поднимай, — приказала обережница.
Но Лют вместо этого снял с себя плащ и набросил ей на плечи.
