– Кто же он?
– А ты так до сих пор и не догадался? Разумеется, Серебряная Маска, Мудрый Северного Предела.
– Но почему?! – От избытка чувств Фрэнк даже привстал, навис над спокойно сидящим Лауриком, опершись руками с побледневшими от напряжения пальцами в стол. – Во имя чего?!
Лаурик поднял глаза, и взгляды их встретились. Ух! За малым искры не полетели. Медленно, будто его прогибала назад некая невидимая сила, воин опустился на свое место.
– Во имя чего? – усмехнулся уголком губ Мудрый. – Нетрудно сказать, уж не во имя славы Четырех. Ему нужно господство над Пределами.
– Но разве у него… я хотел сказать, у вас… нет господства над Пределами?
– Не в той мере, друг мой, не в той мере. У них… то есть у нас, разумеется, всегда есть ограничивающий поводок.
Фрэнк, похоже, ничего не понял, а я… Я сидел, парализованный ужасом, судорожно глотая внезапно ставший густым и вязким воздух.
– Ты… ты хочешь сказать… – с трудом выговорил я.
– Я уже сказал это, – с уничтожающей последние крупицы моей уверенности в незыблемости окружающего меня Предела холодной безжалостностью произнес Лаурик. – Одно из творений Четырех вышло из-под контроля. Говоря проще – взбунтовалось. Нет, молчите! Не говорите ни слова! Я знаю, насколько чудовищно то, что я сейчас говорю. Я знаю, что в это невозможно поверить. Но вы должны поверить! И должны мне помочь, слышите?! Повинуйтесь!
Мудрый чеканил фразы, будто гвозди забивая хлесткой интонацией слова в наше сознание. Я не видел сейчас Фрэнка – я вообще ничего не видел сейчас, – но сам я при каждом новом слове съеживался и дергался, как от невидимых ударов.
Внезапно всё кончилось. Я вновь обрел себя. Одежда и волосы мои были мокрыми от пота, трясущаяся как у дряхлого старика рука пыталась донести до рта неизвестно откуда взявшуюся чашу с пивом. Фрэнк выглядел немногим лучше: по крайней мере он ухитрялся выпить значительно больше, чем пролить нагрудь. Лишь Лаурик выглядел как обычно, а если подумать, то и лучше.
– Ну, полегчало? – мягко спросил он. У меня даже не хватило сил на то, чтобы кивнуть.
– Мы слушаем, Мудрый, – ответил за нас обоих Фрэнк.
– Слушаете? – еще более мягко переспросил Лаурик, и я осознал, что тот, кто сидит напротив меня, тот, которому я всю свою сознательную жизнь привык доверять так же, как родному отцу, с этого момента будет вызывать у меня лишь панический ужас. Теперь я даже не помышлял о том, чтобы расспрашивать его или, упаси Всеблагие, прекословить. Он – всесилен, а я – червь, прах под его стопой. И нет для червя большего счастья, чем выполнить то, что от него требуется, а потом забиться поглубже в свою норку.
Фрэнк, будто преодолевая сопротивление собственного языка, произнес:
– Слушаем и повинуемся.
– …мся, – прохрипел я, разом почувствовав себя намного лучше. По крайней мере унизительная слабость оставила меня без следа, а язык перестал напоминать сухую и шершавую подошву сапога.
Лаурик удовлетворенно кивнул и милостиво улыбнулся, на мгновение напомнив мне того, прежнего Мудрого, которого я в прошлой жизни знал и любил:
– Вот и хорошо. Вот и правильно. Дело воинов – тем более таких славных и умелых – сражаться с тем, с кем им прикажут, и вести за собой других. А невеселые думы и трудные решения оставьте мне. Выше голову, герои! Всё не так уж плохо. Так что слушайте меня, и слушайте внимательно…
Герб. Воин
Я проснулся ближе к полудню. Голова была тяжелой, словно с похмелья.
«Приснится же такое, чтоб мне лишиться Их милости!» – подумал я, вспоминая голос Ниам. Разумеется, самозванка ночью была где угодно (и скорее всего на ложе Увенчанного), но только не перед моей дверью, за которой, несомненно, пристально наблюдали. Да и верный Волк никогда бы не подпустил чужака к отдыхающему хозяину.
Но, как бы там ни было, голос в моем сознании изрек истинную правду. Ниам, судя по всему, совершенно очаровала Властелина Лесов и вовсю этим пользовалась. Трудно сказать, сколь крепка была эта привязанность, но пока я представлял для самозванки куда меньшую опасность, чем она для меня. И возможно, для собственного спокойствия она решится рискнуть всем, чтобы избавиться от чересчур осведомленного знакомого.
Прогулявшись до отхожего места, заблаговременно указанного мне Мог Луйном, я вернулся к своему временному пристанищу. Перед дверью стояли двое незнакомых мне лесных братьев; Волк, загородив собой вход, время от времени беззвучно приподнимал верхнюю губу, демонстрируя клыки.
– Тебя ждет Увенчанный, – с ходу заявил мне один из воинов.
– А завтрак? – нахально поинтересовался я. На это воин лишь развел руками и совершенно серьезно произнес:
– Не Судьба.
Не судьба так не судьба. Я пожал плечами и в сопровождении молчаливых стражей направился по уже знакомому маршруту к дому Увенчанного.
Звероподобный Инген, как всегда, возвышался перед дверью. Я ожидал новых препирательств, но на этот раз стража, похоже, предупредили заранее. Завидев меня, он жутко оскалился (эта гримаса, как я понял, означала улыбку) и проревел:
– А-а, маленький друг Мог Луйна! Повелитель ждет тебя! – Один из воинов-сопровождающих шагнул было вперед с намерением откинуть занавес, но Инген недвусмысленно поднял свою дубину:
– Про вас мне ничего не сказали. Прочь!
Стражи поспешно отступили, причем первый пробормотал под нос: «Злой тебе Судьбы, проклятый живодер!» Зверочеловек лишь вновь «улыбнулся», подождал, пока оба скроются в соседней комнате, а потом вошел в покои Увенчанного.
– Повелитель! – услышал я его голос. – Он здесь.
– Пусть войдет.
Вернувшись, страж кивнул мне на вход. Когда я взялся за полог, на плечо мне легла волосатая лапища.
– Ты мне не нравишься, маленький Волчонок.
– Почему?
– В тебе что-то не так. Я буду очень рад, если мне прикажут тебя убить.
Пожав плечами с деланной невозмутимостью, я вошел в зал.
– Ну, наконец-то! – приветствовал меня Увенчанный. – Что ты там делал?
– С Ингеном беседовал!
– С Ингеном? Знатный собеседник, клянусь Судьбой! И о чем же?
– Я ему не нравлюсь.
– Догадываюсь. Открою тебе секрет, Волчонок: ему никто не нравится. Кроме меня, разве что. Зато пока он стоит у двери со своей дубиной, я могу спать спокойно. Да и есть тоже. Составишь мне компанию?
Я кивнул: во-первых, позавтракать мне так и не дали, и в желудке недовольно урчало, а во-вторых, как я успел заметить, стол был накрыт на двоих.
Во время еды Увенчанный избегал главного разговора и расспрашивал о моей прежней жизни в Ардкерре: о Сильвесте Луатлаве, его дружине, моей семье и тому подобном. На все вопросы я отвечал предельно честно и без запинки – здесь мне скрывать было нечего. Хозяин слушал с интересом, изредка уточняя интересующие его детали. Затем разговор перешел на мой поединок с Сиге и последовавшее за ним изгнание. Услышав о ссоре между Луатлавом и Илбреком, Увенчанный заметно оживился.
