В этот миг кто-то протрубил в рог. Малика не успела и глазом моргнуть, как серое и черное смешалось. Раздался звук рвущейся плоти, полетели клочья шерсти, а затем и кровавые брызги. По площадке, рыча, катался клубок из тел.
Малика сглотнула солоноватый комок свернувшейся крови. Ей ужасно хотелось потереть слезящиеся глаза, хотя бы тот, которым она была еще в состоянии видеть. Она должна была увидеть, должна была понять…
И вдруг все замерло. Клубок сам собой развалился, ведьма отчаянно заморгала…
Зубы Альвена добрались до шеи Дэйнора, лунник вцепился в нее мертвой хваткой и повис не разжимая челюстей. Сильван-младший опешил в первое мгновение, но затем быстро нашел выход из положения: его когти с хрустом погрузились в тело противника, разрывая и терзая его плоть, отставляя на камнях кровавые ошметки.
Малика зажмурилась. Ну, вот и все. Еще одна совершенно ненужная смерть. Зачем он решил спасать ее, никчемную и никому не нужную ведьму, зачем?!!
Приоткрыв глаз, ведьма с трудом осознала, что истязание продолжается, что Альвен Рутто продолжает висеть, вцепившись Дэйнору в глотку – но вместе с этим еще и умудряется… Ползти к краю площадки. К обрыву.
– Нет! – крикнула Малика, но из горла выполз сдавленный шепот.
По толпе прокатился судорожный полувздох-полустон, Дэйнор запоздало заскреб когтями базальтовую плиту, неуклюже попытался развернуть измочаленные крылья, и…
Ведьма закрыла глаза. Все.
Два лунника, сцепившиеся в смертельной схватке, перевалились через край обрыва и исчезли.
Время застыло. А потом вдруг взорвалось гомоном и криками. Чья-то крылатая тень взметнулась в небо, чтобы затем ринуться в пропасть. Кто-то молча разрезал веревки, стягивающие за спиной локти. Малика хотела сойти с помоста, но вместо этого села на верхней ступеньке и уткнулась пылающим лбом в ладони.
«Зачем ты это сделал? За-чем?»
«Я всего лишь хотел, чтобы тебя не сожгли. Знаешь ли, горящая ведьма – не самое приятное зрелище. Плоть обугливается и воняет нестерпимо».
«Альвен?» – она встрепенулась. Да, да! Несомненно, это был его голос, и прозвучал он четко и ясно. В сознании.
«Я умираю. Дэйнор уже мертв».
«Нет, не умирай, не оставляй меня…»
«Нельзя быть такой эгоистичной», – в голосе лунника зазвучала знакомая ирония, – «ты даже отпустить меня не хочешь, даже теперь…»
«Нет, не умирай. Я тебя… не пущу… и не думай».
Легкий, едва различимый смех.
«А что ты можешь сделать, Малика Вейн? Здесь ты, пожалуй, бессильна».
– Что. Я. Могу. Сделать? – прошептала ведьма.
И, не раздумывая более ни секунды, потянулась всем своим существом к тканому полотну. Пестрому, красивому и равнодушному материалу, из которого был сотворен этот мир. Она проносилась над бирюзовыми лагунами, которых никогда не видела, и над красными каньонами, словно полными крови. Она услышала и увидела в одно мгновение всех, кто населял Этернию, почувствовала отголоски мыслей и чувств каждого живого существа – и это было больно, немыслимо и невыносимо. Так больно, что крик замирал в груди. И все это – только ради того, чтобы в хитросплетении цветных нитей нащупать одну-единственную, серую, с гниловатым привкусом ржавой воды нить. Она свернулась петлей и быстро подтягивала к тканой основе полотна нечто трепещущее, но уже утратившее способность сопротивляться.
– Я тебя не пущу туда, – выдохнула ведьма сквозь слезы, – возвращайся. Я отдаю тебе свою жизнь, столько, сколько понадобится, только возвращайся.
В груди стало жарко, и Малика, черпнув пригоршнями этот жар, выплеснула его на дрожащую бесцветную тень. Затем ведьма вообразила, что у нее в руке – обоюдоострый меч. И этим тяжелым, выпивающим все ее силы мечом Малика рубанула по натянутой нити. С хлюпающим звуком, словно щупальце, паутина втянулась на изнаночную сторону полотна, меч рассыпался прахом, а Малика…
«Я так устала», – сонно подумала ведьма, – «мне просто… нужно поспать… долго…»
Она висела где-то между явью и сном, не испытывая желания бороться дальше.
Потом серая муть, ее окружившая, качнулась – раз, другой. И рассыпалась.
Малика приоткрыла здоровый глаз и застонала. К горлу стремительно подкатила тошнота, но желудок был пуст, и поэтому ведьма ограничилась тем, что совершенно неприлично икнула.
– Вы можете подняться? Можете? Или мне вас понести на руках? – Брай Рутто не переставал ее тормошить, – ну же, очнитесь, госпожа Вейн. Пора отсюда уходить. Все уже ушли, но я же не могу вас бросить… Мой кузен этого бы не одобрил.
– Альвен, – прошептала она, – его нужно достать оттуда.
– К чему? – Брай пожал плечами, – прекрасная смерть для лунника. Со временем он вернется к Ночной Страннице.
– Он… жив… Брай, его нужно достать.
– Не обманывайте себя, госпожа Вейн. Давайте-ка, я помогу вам подняться. Не можете? Йоргг, ну тогда…
– Вы что, не понимаете? – Малика оттолкнула руки лунника, – он жив, жив! Его нужно достать оттуда, непременно!
– Госпожа Вейн, полчаса назад и Дэйнор, и мой кузен уже были мертвы. Тело Дэйнора нанизало на сломанное дерево, Альвен лежал в двух шагах на камнях. Вероятно, в момент падения он оказался сверху, а затем скатился с Дэйнора вниз, но само падение… Полученные в бою раны…
– Всеблагий! Прошу вас, послушайте меня.
– Вы просто бредите, – процедил Брай Рутто.
Он сгреб Малику в охапку, завернул в плащ и, ловко стянув плащ ремнями, перебросил ее через седло.
– Брай! – прохрипела ведьма, – я вас умоляю… я сделаю все, что угодно, только… вернитесь… туда…
* * *
Лекарь был молод и, как водится, весьма хорош собой. Он только что получил степень бакалавра Академии Объединенного волшебства, вероятно, чрезвычайно расстроился, когда вместо практики в Пражене ему было предложено отправиться в Ловенну, и чрезвычайно дорожил своейлицензией. Наверное, именно поэтому он никак не мог понять, как следует поступить с буйной пациенткой, которая не только не желала слушать его советов, но и выплеснула на него с таким старанием приготовленную микстуру.
– Госпожа Вейн! – от возмущения он едва не потерял дар речи. Потом затряс головой, и во все стороны полетели оранжевые капли испорченного снадобья.
– Я не буду это пить! – прорычала ведьма, вжавшись в подушки, – это снотворное!
– Ничего подобного, – в голосе лекаря явственно прозвучала обида, – я вовсе не собирался…
Тут Малика почувствовала укол совести. Ей вдруг стало жаль мокрого беднягу, которому, ко всему прочему, еще и костюм придется покупать новый. Ибо – как подозревала ведьма – изумительного цвета микстура мгновенно и намертво въелась в светло-серое сукно.
