И это действительно было так. Моя БОЛЬ развернулась по-настоящему, потому что Гуллес бил именно туда, где стояли самые прочные блоки и где моя уязвимость была максимальной: в область головы. Которая у моего Двойника попросту отсутствовала… а у меня разом полыхала, раскалывалась и обтекала "лавой". Чудовищное сочетание. Одна только головная боль могла бы отправить меня в отключку, если бы жизнь не дала мне несколько углублённых уроков терпения.
- …объясните это?
- Не собираюсь ничего объяснять! Любой, на кого возводят подобную клевету, да ещё в присутствии посторонних, вправе возмутиться. Вами приведённый сумасшедший оскорбил меня, более того: всю Ледяную Ветвь, всех жителей Херта Ламатре!
- Не передёргивайте, Гуллес! Именно вы испугались обвинений, а не клан и не какие-то там абстрактные жители. И вы чуть не убили свидетеля – у нас на глазах!
"Гуллесу? Ага, почтительное обращение из речи Горняка уже исчезло… так его!"
- Это не свидетель, это бездомный! Ненормальное, изувеченное существо!
- Тогда почему бы вам не обелить себя простейшим способом?
- Мне не требуется себя обелять, потому что все ваши инсинуации…
Стиснуть зубы. Лада, шепнул я, не дай мне упасть. И шагнул вперёд.
- Слушай, ты, убийца! Если у тебя сохранились остатки чести, прими кару достойно.
- Я не желаю выслушивать эти бредни!
- А придётся. Сафри Рин, вы… – обеспокоился Горняк.
Я отмахнулся.
- Бывало и хуже.
"Да, бывало. Но всего один раз, совсем недавно – в процессе общения с тварями Мрака, подчинёнными Бурильщику Ненхиштарзу…"
- Я пришёл сюда ради Айса, и пока я его не увижу, не успокоюсь.
- Раз ты настолько настойчив, бездомный, я снизойду к твоему безумию, – прищурился Гуллес. Видимо, успел оценить моё состояние как мага и вынести вердикт о недееспособности. Ну-ну. – Хочешь увидеть Айса? Иди за мной! Все идите!
Идти пришлось недалеко. Всего через две комнаты и один поворот коридора обнаружилось помещение с одним окном, наклонным, как и стена, в которой оно было прорублено. Площадь его оставляла желать лучшего: кроме Горняка, Гуллеса, меня с Ладой и Айса в нём вряд ли поместился бы кто-то ещё. Вот только Айс…
Я узнал его сразу. И одновременно не узнал. Потому что мой друг, одетый в какой-то глупый светло-зелёный балахон, не обращая на нас ни малейшего внимания, пялился в окно. Более того: Побратим, рунный клинок, с которым Айс практически никогда не расставался, ныне, забытый своим хозяином, лежал на кровати, словно обычная железка.
- Что вы с ним сделали, поганцы?!
Это зрелище обозлило меня настолько, что я даже сумел, презрев жевательные движения челюстей БОЛИ, встать прямо без помощи Лады.
- Как видишь, – удовлетворённо заметил Гуллес, – тебя встречают отнюдь не криками радости, бездомный.
- Я спрашиваю и жду ответа! Что. Вы. С ним. Сделали?!
- Айс, – маг Ледяной Ветви положил руку на плечо моего друга собственническим жестом, от которого меня затошнило. – Прервись ненадолго и ответь… этому.
Но ответ мне уже не требовался.
Отразить в себе мир и слиться с ним. Таково испытание друида, претендующего на третью степень овладенияламуо. Некогда мне потребовалось несколько дней уединённых медитаций на огромном расстоянии от других разумных существ, чтобы очистить свой дух в должной мере. Но с тех пор я сильно изменился. Приобрёл опыт, отточил навыки. Почти (или даже без "почти") достиг четвёртой степени в овладении наукой друидов. Ещё я долгое время был вынужден не пользоваться магией, что положительно сказалось на моих талантах как друида. А длительную медитацию в уединении мне отчасти заменила подготовка к сеансу понимания, которое я хотел извлечь из разума Гуллеса в поисках улик.
Наверно, я сорвался. Такой вот резкий отказ от собственных планов не назовёшь разумным. Но стылая безучастность в неподвижных глазах моего друга что-то во мне сломала. И я начисто забыл про Гуллеса, про патрульных, про Ладу. Даже БОЛЬ отодвинулась куда-то на второй план. А сам я словно в море с обрыва прыгнул.
Перенаправить рост почти оформившейся ветви. Углубить связь физическим контактом (где-то божественно далеко моя рука подплыла ко лбу Айса, касаясь его самыми кончиками пальцев) – и сломать последний оставшийся барьер со своей стороны. Да. Это как прыгать с обрыва в бутылочную зелень моря. Пустота… тишина…
…всё ещё пустота…
Есть контакт!
…огромный пульсирующий шар. Пульсации его неоднородны, да и шаром его назвать можно лишь по сугубой бедности языка. Множество слоёв – разрежённых и сконденсированных, светлых и тёмных, глухих и звонких – вместе составляет его странную "плоть". Это целый мир, прекрасный и удивительный… хотя не вполне соразмерный. Чего-то ему не хватает… чего же?
Медленно-стремительно-плавно, как шаттл вокруг планеты, стрела облетает шар сбоку. У стрелы есть глаз там, где у обычных стрел бывает остриё: глаз зоркий, отточенный, как бритва. И сейчас вовсе не кажется противоречивым такое сочетание качеств; напротив, оно – единственно верное средство достижения цели.
Зелёное пятно на боку шара. Как гниль, как плесень.
(туда!)
…Медленно-стремительно-плавно падает зрячая стрела. Множественные слои пульсируют, смыкаются теснее… слишком, слишком медленно. И бессмысленно к тому же: задержать стрелу искусственным барьерам удаётся не более, чем облакам или туману остановить полёт стрижа.
Пронзая ветвистые структуры, мимо прозрачных вен, мимо розовых, белых, синевато-снежных, апельсиновых, ячеистых пластов и "скал", величественных, как круговорот циклонов, стрела мчится к своей цели. Мчится, меняясь на лету. Эти изменения контролирует логика окружающих пространств: вот уже вместо стрелы летит вытянувший шею в струну лебедь. Вот на месте лебедя крылатая ракета, уступающая место сияющему, как солнце, диску из металла с лиловым оттенком. Когда вокруг вьются слои-течения, диск становится рыбой наподобие тунца, но ненадолго: в лесу математически изящных хвощей рыбу сменяет абстракция, похожая на веретено: визуальная тень-оболочка поискового бота.
Полёт замедляется. Кажется, на продвижение ушли тысячелетия. Но у всякого движения должен быть конец. Здесь/сейчас зримым воплощением такого конца становится грандиозная, от бездны до бездны, стена из чёрного хрусталя. Очевидно искусственная и неуместная, она грубо и зримо разрушает гармонию мира. Её не должно здесь быть!
Но стена есть. А света, энергии, силы – нет. Это глубоко неправильно.
(Цель близка. Распаковка/регенерация)
Вонзаясь в хрустальную стену, веретено прорастает щупальцами ассоциаций – таких же не случайных, как и всё остальное. Преграда выдерживает один такт ветвления, другой, третий, но всё слишком твёрдое – непрочно; по достижении предела стена рушится с миллионоголосым звоном. Но почти в то же мгновение осколки останавливаются в своём падении, зависая. Словно весь сегмент событий вмёрз в нулевое время…
