— Когда мы вернемся из путешествия, я сниму квартиру неподалеку. Сотворю себе денег и сниму, — сказала я, — нехорошо заставлять человека спать на земле с червем в одной комнате, — я встала со своего места.
Тамареск тоже встал, резко подался вперед и обнял меня.
— А можно я никуда тебя не отпущу? Просто не отпущу и все.
Он обнимал меня не сильно, но мне и уходить никуда не хотелось. Я не знаю, чего уж ляпнула про квартиру.
— Я подумаю, — сказала я, пытаясь высвободиться.
Тамареск не выпускал меня достаточно долго. Я не пыталась больше лишить себя его общества и приобняла его в ответ. Полное спокойствие и уют, я даже стала засыпать, так убаюкивающие действовали его объятья. После он разомкнул их, взял мою руку, легко и щекотно водил пальцами по моей ладошке.
— Это ты что такое делаешь? — спросила я, чувствуя, как таю, подобно маслу на разогретой сковороде.
— Уговариваю тебя остаться, — тихо ответил Тамареск.
Глава 4. Путешествие начинается
Утро наступило неожиданно, как всегда бывает в детстве. Смотришь ты как-нибудь сладкий сон, никого не трогаешь, спать бы тебе еще и спать… Но тут приходит мама, бесцеремонно включает свет на полную и начинает ворчать, что дескать всю школу проспишь, и так пять минут назад встать должна была. Вот так и сейчас: рассвет подкрался незаметно, и включил солнечный прожектор над нашими с Тамареском головами…
Не спросив, а хотим ли мы этого?
Ясное дело, нам этого не хотелось! В темноте было уютно и хорошо. Свет как-то резко полоснул по глазам, и романтическое настроение мигом ушло. Загадка всех миров: почему романтика любит темноту? Тамареск так же продолжал щекотать мою ладошку, но это выглядело неловко. Да и руке моей отчего-то вдруг стало неудобно, она сделала вид, что затекла.
— Хорошая была ночь, — стесняясь, сказал Тамареск, ловя последние нотки настроения.
— Волшебная, — призналась я.
Никогда ни одному мужчине, даже если мне и было с ним хорошо, я не говорила таких слов, а тут как-то само вырвалось. Вот и пойди, расскажи кому-нибудь, что мы всю ночь, как два школьника, сидели, держась за ручки и трепеща неизвестно от чего.
Где-то что-то запищало.
— Ох, дьявол, — Тамареск вскочил, но руки моей не отпустил, — нас уже ждут.
На площади нас действительно ждали в полном составе семейство Кабручек и семейство Блакк. Таура по обыкновению рассовала детей по рукам мадам Кабручек и Гайне. Михас по-очереди тутушкал напоследок всех троих. Гай о чем-то шептался с Гайне. Гусеница недовольно топталась, предчувствуя большую нагрузку для своих лапок.
— Ну, наконец-то, — расплылся в улыбке Гай.
— Можно подумать ты заждался, — рассмеялся Тамареск.
— Тама?! — воскликнул Михас. Он видел Тамареска впервые после того, как мы вернулись в Пратку.
— На тебя напал брадобрей-маньяк?
— А что? — не понял Тамареск.
— Ты же принципиально не любишь, цитирую: "всех этих паскудников с ножницами и другими инструментами времен доархаики"! — расхохотался Михас, — Ты добровольно не пошел бы к ним! Значит, один напал на тебя в подворотне, связал и жестоко надругался над бородой и волосами!
Тамареск только презрительно поднял бровь, изо всех сил сдерживая улыбку.
— Где, Эток? Обычно его фанфары слышно за пять кварталов, — вздохнул Тамареск, когда все вещи были положены в гусеницу.
Марлен мотнула подобием головы куда-то в сторону и одной из антеннок указала влево. Через три минуты оттуда появился носильщик с Этоком на подушечке.
— Ну, хвала Ясве, что не на носилках, — скептически заметил Тамареск.
— Я компенсирую тягу к роскоши, подавляющую всю мою кошачью жизнь, — ухмыльнулся Эток, — мы всегда жили небогато. Мне часто приходилось отказывать себе во многих радостях.
— Например, пожрать, — шепнул Гай.
— Или поспать, — поддакнул Михас.
— Или еще чего-нибудь, — авторитетно заметил Тамареск.
— А сейчас я просто наверстываю упущенное, — чванливо продолжал кот, — и не вижу в этом повода для шуток…
Эток не успел докончить, как его и носильщика, заодно, окатили водой из ведра. Гайне и Таура стояли вполне довольные собой. Дружный хохот заглушил все прочие звуки.
— Не считаю это смешным, — проворчал Эток уже не так чванливо.
— Зато спеси сразу поуменьшилось, — отсмеявшись, сказала Гайне.
— Госпожа, я стерпел бы это от господ или от прелестных деток Михаса, на крайний случай от госпожи Тауры (хотя она так никогда бы не поступила, если бы ее насильно не вовлекли, я уверен). Но вы! Вы всегда так хорошо ко мне относились, — Эток спрыгнул с подушечки, и ласково мурлыча слова, подошел к Гайне и потерся о ее шикарные сиреневые шаровары. Он долго говорил и долго терся, пока не стал почти сухим. Тогда то и обнаружился весь страшный замысел Этока. Чтобы очистить шаровары Гайне теперь потребовалось бы изрядно попотеть, потому что налипшая шерсть Этока свисала клоками то тут то там, а избавиться от кошачьей шерсти в любом из миров дело не последней сложности.
— Ну, ЭТОК, — Гайне прожигала кота взглядом. Это было воистину ужасно.
— Родная, ты дымишься, кажется, — с любопытством оглядывая возлюбленную, сказал Гай.
— Что? — Гайне отвлеклась.
Первой не выдержала я, и залилась смехом, ко мне скоро присоединилась Таура, а за ней и вся честная компания. Последней присоединилась Гайне. Эток был хоть и мокрый, но вполне довольный собой и своей выходкой.
Мы горячо попрощались. Особенно трогательным было прощание дочурок Михаса с папой и Гаем, который, оказывается, приходился всем троим крестным отцом. Самита, начинавшая уже говорить свои первые фразы, что-то неразборчиво лепетала.
— Не думал, что она заговорит на языке земель Ардора, — с упреком сказал Михас Тауре, как будто она была в этом виновата.
— Это все мои корни. Подумаешь, к твоему приезду она будет лопотать на человечьем, почти как ты.
— Я не собираюсь так долго ездить, — возмутился Михас, — Я очень хочу увидеть младшенького.
— Ага, точнее младших, — сказала заскучавший Гай, — точнее вторую партию.
— ГАЙ, — Михас метнул в друга такой взгляд, которого хватило бы, чтобы убить простого смертного. Но Гай то ли оказался бессмертным, то ли непростым, лишь пожал плечами и пробормотал что-то насчет шуток и отсутствия чувства юмора.
Мы погрузились в Марлен. Михас, дувшийся на Гая, взял управление гусеницей на себя, а мы сидели в одном из подкожных мешков.
— Свята, ты не будешь против, если будешь ночевать во втором подкожном мешке? Там, где багаж. Просто нас трое и места нам нужно больше. Но и с собой мы тебя поселить не можем, — сказал Тамареск.
