— О, черт возьми! — женский голос.
— Приехали! — голос мужской.
Крепнев попробовал пошевелиться и внезапно вывалился из салона на улицу. Под спиной захрустел снег. Заболел бок, как будто кто-то прошелся по нему кулаками. Крепнев мгновенно вспомнил два месяца в военной учебке, когда проходил практику. Только ему еще ребро сломали… Но, не в этом же дело, совсем не в этом. Крепнев сел, обхватив голову руками. Огляделся. Свет фар выхватывал из темноты все тоже однотипное ровное поле, покрытое снегом. И ничего больше вокруг. Никаких огней. Темнота.
Из салона загрохотало, застучало, донесся приглушенный голос маньяка:
— Немедленно! — кричал он. — Кто-нибудь! Вытащите меня! Иначе я за себя не ручаюсь!
А задняя дверца хлюпала на ветру, сорванная с петель. И внезапно на снег вывалилась невеста, смешно задрав ноги. Босые пятки ее были грязными до безобразия. Следом показались ноги вора.
Крепнев потер виски. Перед глазами, конечно, прыгали светлячки, но это не должно помешать заботиться о своей жизни. Пусть, эта самая жизнь не очень ценна для окружающих, но его самого, Крепнева, она заботила в первую очередь.
Крепнев поднялся на ноги, пошатываясь, ощущая сильное желание тела вернуться в горизонтальное положение.
— Я вас вижу! — завопил маньяк из салона. — Вижу, слышите?! Вижуууу!
Быстрее. Пока ноги держат! Куда-нибудь! Лишь бы подальше от этого проклятого места, от маньяка, от вора, от невесты с грязными пятками. Быстрее!!
И Крепнев бросился в темноту.
У крысолова бок болел так, будто ему вшили внутрь горсть горячих углей. Вдобавок, раскалывалась голова. Чудовищно. Так всегда бывает, когда приближаешься к Тупику. Отсюда до Храма — рукой подать. Не больше часа пешего пути. Вот только есть ли сейчас время? Хватит сил?
Из автомобиля донеслась неразборчивая ругань. Умник не станет стрелять снова — оглохнет.
— Что происходит? — Муза сидела рядом, растирая плечи ладонями. На ее волосы медленно садились снежинки.
В ответ из недр автомобиля неистово заколотили.
Крысолов перевернулся на бок, попытался встать и понял, что совершенно не готов к побегу. Ноги не слушались.
— Мне нужна твоя помощь. — пробормотал он. — Как ты понимаешь, пора смываться.
— Мы из-за тебя чуть не погибли! — воскликнула муза. — Мог бы предупредить!
— Ага. Вон там, впереди, край света, который я называю Тупиком. Сейчас мы в него врежемся на полной скорости. Пристегнитесь, мадам.
— Я до вас доберусь! — злобно предупредили из автомобиля.
— Между прочим, я не мадам. — муза поднялась и захромала в сторону крысолова.
— Доберусь! — взвыл Ум.
Крысолов тяжело оперся о музу, ощущая слабый аромат духов и легкий привкус рафинада на губах. Голова закружилась от острого желания взлететь. На самолете. Под облака.
— Кажется, блокировка отключилась. Ты на всех так действуешь?
— На тех, у кого есть мозги. — усмехнулась муза. — Считай это комплиментом. Куда идти-то?
Крысолов покосился на автомобиль — видит их Умник или нет? — потом жестом указал музе дорогу.
Вообще, в этакой темноте сложно было ориентироваться. Обычно крысолов приезжал к Тупику ранним утром, когда солнце едва появлялось над горизонтом. Свет в такое время кажется серым-серым, туман стелется по полю, но зато хорошо видно мост-лазейку к Храму. Если бы крысолов не задержался, он бы успел до темноты…
— Во что мы врезались? — спросила муза.
— В ничто. Это край света. Просто пустое место — вертикальная стена абсолютного ничто.
— Так бывает?
— Во Мраке бывает все, что угодно.
— А мы могли пробить эту стену и вылететь куда-нибудь?
— Вряд ли! — Усмехнулся крысолов.
Они отошли на несколько сотен метров от автомобиля. Стало очень тихо — крысолов слышал легкое шуршание снежинок, оседавших на одежде. Свет автомобильных фар впивался в черное небо и растворялся в нем.
— Тебе не холодно?
Кожа у музы была теплой и нежной.
— Я же не живая, забыл? — усмехнулась муза. — Стала бы я тут ходить босиком.
— Кстати, а почему босиком?
— Образ такой.
— А я плащ ношу, тоже для образа.
— Ты вообще странно выглядишь.
— Не хочу тебя расстраивать, но ты тоже. Синяк под глазом… Особенно по моим внутренним ощущениям. Все хочу взлететь…
— Все хотят. Ты, главное, контролируй себя!.. Кстати, куда мы идем?
— К мосту. — ответил крысолов, потом добавил, чуть тише. — Если хочешь, можешь идти. Я тебя держать уже не стану. Слишком поздно.
— Шутишь? Куда я пойду одна в темноту и неизвестность? Не бросать же тебя здесь одного. Умрешь еще, а я буду думать.
— Разве у тебя могут быть чувства?
— Еще какие. — заверила муза. — Я самое чувственное существо на свете. Я кладезь чувств. Я воплощение всех возможных чувств и желаний. Меня, между прочим, для этого и создали!
— Я рад, что ты останешься. — признался крысолов. — Не то, чтобы я сильно к тебе привязался, но мой бок ужасно болит, и один я не выберусь… Сейчас налево. Видишь, снег падает как бы тропинкой? Вот снег, а вот — грязь. Нам по снегу.
— Скажи, а ты уверен, что конец света необходим?
Крысолов пожал плечами.
— Я не знаю. Это не мое дело, а Брокка. — сказал он неуверенно. В голове вообще был бардак, как на старом чердаке бабушкиного дома.
— Ты во всем доверяешь Брокку?
— Он мой учитель. Он вырастил меня таким, какой я есть.
— Вором и крысоловом? Человеком, который кутается в плащ и пугает людей?
— Почти. Я всегда боялся людей, так почему бы и им не бояться меня? Я всегда любил совать нос, куда не следует.
— Ты книжки читал в своей жизни?
— Несколько. — неопределенно отозвался крысолов. — По биологии и магическому искусству.
— Ты хоть знаешь, что делает этот артефакт?
— Да. Он заберет всю магию мира и уничтожит ее. Исчезнут волшебники, волшебные существа, волшебные предметы, все, что связано с волшебством.
— Тогда, выходит, исчезну и я?
— Выходит, что так.
Крысолову внезапно сделалось чудовищно неловко. Головой он понимал из-за чего, но догадывался, что дело не только в конце света. Что-то шевельнулось в груди. Жалость? Может быть, другое чувство?
— Наверное, есть возможность тебя, ну, сохранить.
— Не стоит утруждаться.
— Я могу поговорить с Брокком. Он наверняка знает несколько способов.
— Да ладно. Я переживу.
— Ты исчезнешь.
— Я фигурально выражалась. Наверняка после смерти существует множество других способов жить дальше.
— Это снова фигуральное выражение?
