Он ведь зеркало и может отразить любую силовую атаку, перенаправив ее на нападающего.
И, вполне вероятно, усилив.
Сегодня император был без перчаток и без закрывающей лицо прозрачной маски.
— Я хотел бы спросить, почему ты встал против меня, старый друг, — мягко сказал император, и в голосе его была настоящая, без подделок, печаль. — Хотел бы спросить, почему здесь, почему сейчас почему вот так. Но я не буду этого делать. Пусть ответы на эти вопросы ищет СИБ. Я же пришел сюда, чтобы оказать тебе последнюю милость.
И он развел руки в стороны, словно приглашая Ломтева в объятия.
В объятия Танатоса.
У императора были длинные и тонкие пальцы. Такие руки могли бы принадлежать художнику или музыканту.
Словно загипнотизированный, Ломтев сделал шаг вперед. Сил, которых и так было не слишком много, теперь и вовсе не осталось. Словн император выпивал его жизнь на расстоянии. Иссушал его. Выпивал до дна.
Ломтев подумал, что мог бы умереть до этого. Какой-нибудь инсульт, случившийся от перенапряжения последних минут, мог бы лишить императора последней мести, заставить его прогуляться сюда впустую.
Но инсульта не было, не случилось его и сейчас, и Ломтев решил уйти достойно.
Их разделяло всего два шага, и он сделал один.
А потом и второй.
Ломтев посмотрел императору в глаза. В глазах императора жила смерть.
— Прощай, старый друг, — с грустью в голосе сказал император и сомкнул объятия.
В тот же момент Ломтев резким движением руки вогнал ему под ребра оставленную Владом заточку, и предсмертный спазм усилил его удар.
Последним звуком, который Ломтев слышал в своей жизни, был сухой щелчок древнего артефакта, сломавшегося в теле императора.
Сам себе князь
Глава 1
Ярко светило Солнце, шумел океан, дул легкий ветерок, огромная белоснежная яхта покачивалась на волнах, и Ник подумал, что, наверное, неплохо было бы сейчас оказаться на борту этой яхты, попивать холодный коктейль, лежа у бассейна, или удить рыбу, или спуститься в прохладную каюту и просто подремать перед обедом, тем самым обеспечивая военное присутствие Британской Империи в этой части света и вселяя в сердца аборигенов уверенность, что Метрополия их не бросит.
Уверенность, которую несколько портила эскадра боевых судов недружественного государства, уже второй месяц торчащая в нейтральных водах.
Впрочем, на берегу тоже было неплохо. Тент небольшого кафе на набережной защищал от палящего солнца, океан ласкал взор, яхта выглядела вполне симпатично, а дым эскадры боевых судов недружественного государства был практически неразличим на горизонте.
Ник глотнул кофе.
Впервые за последнее время он мог распоряжаться собственным временем, так, как он хотел, не испытывая при этом подспудного чувства вины. Конечно, он ходил пить кофе на набережную и раньше, но тогда его все время грызла мысль, что это время лучше потратить на учебу, а кофе можно попить и растворимый.
Но сессия наконец‑то закончилась, последний экзамен был сдан уже час назад, и через несколько дней Ник станет дипломированным инженером и сможет приступить к долгим и мучительным поискам работы.
Конечно, если не захочет вернуться на родительскую ферму. Но он почему‑то был уверен, что не захочет. Сейчас‑то он точно этого не хотел и не представлял, какие обстоятельства могут заставить его передумать.
– Привет, бродяга, – сказал Джереми, оседлав соседний стул.
– Привет, – сказал Ник.
Здоровяк ослабил хватку галстука на своей шее, запихнул под стол кожаный портфель и поднял руку, стараясь привлечь внимание официанта. – Ну, и каково это, ощущать себя без пяти минут дипломированным безработным? – поинтересовался Джереми.
– Ощущения ровно такие же, как и пять минут назад, – сказал Ник.
– А я думал, ты уже сидишь и роешь сайты с вакансиями, и глаза твои красны от слез. Ведь спрос на автослесарей в наши времена…
– Инженеров, – поправил Ник. – К тому же, всем надо с чего‑то начинать…
– Пять лет учебы для того, чтобы крутить гайки ржавым ключом? – уточнил Джереми. – Что ж, это отличное вложение времени, которое, вне всякого сомнения, себя окупит. Еще лет через пять, если повезет. С другой стороны, ты всегда можешь вернуться под родительское крыло и разводить… кого вы там разводите?
– Мериносов, – сказал Ник.
– Да хоть крокодилов, – легко согласился Джереми. – Ты такой спокойный только потому, что у тебя есть тыл.
Ник пожал плечами.
Возможно, у него и был тыл, но отступать он не хотел. И беседы на эту тему ему уже наскучили.
– У автомобильной промышленности нашей страны великое будущее, – провозгласил Джереми. – И у этого будущего есть имя. Ник Пулос, вот как оно звучит!
– Жаль, что я не могу сказать того же о нашей юриспруденции, – заметил Ник.
– Потому что будущее вашей юриспруденции уже купило себе билет в Метрополию, – заявил Джереми.
– На завтраках сэкономил?
– Еще две недели я с вами, – сказал Джереми, пропустив шпильку между ушей. – А потом уже крутитесь, как хотите.
– Перспективы наши ужасны, – сказал Ник.
Подошел официант, Джереми заказал холодного лимонада и тут же получил заказ. Откупорив бутылку и переливая пузырящуюся жидкость в стакан, он не переставал болтать о своем великом будущем в Метрополии.
– Можно подумать, там нет своих молодых юристов без опыта работы, – заметил Ник.
– Вне всякого сомнения, они есть, – сказал Джереми. – И мой путь к вершинам будет сложен и тернист. Но разница в том, что там они действительно есть, эти вершины, а здесь вокруг меня расстилается одна сплошная пустыня, в которой даже холмика заметного нет. Порт‑Джексон – это дыра. Австралия – это дыра. Амбициозному молодому человеку тут ловить нечего. Здесь есть место только для… э… ну… таких, как ты.
– Это каких же? – уточнил Ник.
– Людей без воображения, – сказал Джереми. – Предел мечтаний которых – собственная автомастерская на окраине города.
– Почему сразу на окраине?
– Потому что аренду в центре ты не потянешь, – сказал Джереми, делая глоток лимонада. – Но ничего страшного, когда моя контора выкупит офисный центр в Сити, я приглашу тебя, чтобы обслуживать наш автопарк.
– А ты уверен, что это именно вот так работает? – спросил Ник.
– Конечно, – сказал Джереми.
– И тебя не смущает, что, как выходец из колоний, в Метрополии ты всегда будешь человеком второго сорта?
– Мы все здесь второго сорта, – сказал Джереми. – И это не зависит от нашего местоположения. Потому что есть мы и есть, – он указал рукой на яхту в океане. – Они.
– Но у нас‑то их мало, – заметил Ник. – Я лорда‑губернатора два раза в жизни видел, если не по телевизору. А в Метрополии лорды на каждом шагу.
– Это все ерунда, – сказал Джереми. – Мы живем в двадцать первом веке. Мир изменился, цивилизация изменилась, сила больше не имеет решающего значения.
– Или это тебе так кажется, потому что мы живем на задворках мира, – сказал Ник. – Сила не имеет решающего значения, говоришь? Расскажи это китайцам. Или русским.
– Это другое, – сказал Джереми. – Это – восток, это не цивилизация. Точнее, это цивилизация, но не та. Сословное общество…
– А у нас не сословное?
– Палата Представителей получает все больше прав, – сказал Джереми. – Которые отбирает у Палаты Лордов.
– И ты на самом бдел считаешь, что они могут влиять на что‑то важное?
– Давай сначала определимся, что именно ты считаешь важным, – сказал Джереми.
– Да нет, это пустое, – сказал Ник и махнул рукой. – Не хочу больше говорить о политике.
– Нет, раз ты сам это начал, – сказал Джереми. – По сути, сейчас Палата Лордов имеет исключительно декоративную функцию и существует только на случай войны, и может принимать только соответствующие решения. Но Британская Империя уже давно ни с кем не воюет. И не будет воевать, потому что времена больших войн прошли. В двадцать первом веке вопросы так больше не решаются.
