Выслушав ответ, покачал головой.
— У Бровастого жив младший брат. Но он слишком робок, чтобы возглавить «гиен», — сказал сын. — Прольётся много крови простых горожан, пока всё встанет на свои места.
— Я буду говорить об этом в Совете, — старший Корнелл откинулся на спинку кресла. Раб подал бронзовый тазик с розовой водой и полотенце. — А пока прошу тебя возвращаться домой до темноты.
— Мордсин достаточно силён, чтобы справиться с любым бандитом, отец, — успокоил его Мерк.
— У Бровастого была целая банда, — сухо напомнил Сарвий. — Его сын, вообще, перепугал половину города.
— Но когда же развлекаться, как не в молодости? — юноша решил свести разговор к шутке. — И ты же знаешь, что самое интересное всегда совершается ночью!
— Веселись, — кивнул отец. — Но я приказываю, чтобы до захода солнца ты был дома!
— Слушаюсь, — мрачно кивнул сын.
Корнелл приказал Мыслишу готовить носилки. Сегодняшний день обещал быть интересным. Не каждый день в Нидосе убивают советников, тем более бывших героев. Облачаясь в парадные одежды, господин приказал позвать к нему сына.
— Ты забыл мне что-то сказать? — поинтересовался тот, появляясь в дверях спальни отца.
Развернувшись боком и глядя, как раб укладывает плащ красивыми складками, Сарвий тихо сказал:
— Ты огорчил меня, Мерк.
— Чем? — мгновенно насторожился молодой человек.
— Тем, что выставил себя, а значит и меня, смешным! — мужчина строго посмотрел на отпрыска.
— Когда и где? — растерялся тот. — Уверяю, я уже давно не делаю ничего предосудительного.
— Думаешь, никто не обратил внимания, как ты, словно нищий у трактира в ожидании объедков, болтался перед домом своей девки! — повысил голос Сарвий.
— Какой из них? — попытался улыбнуться младший Корнелл.
Не удостоив его взглядом, отец разъяснил:
— Я говорю о Ирдис, дочери Сакса Густоборода и внучки проклятого Мудрера!
— Она не девка, а дочь уважаемых родителей, — смело поправил сын. — Её отец — богатый купец, а мать из уважаемого радланского рода нидосских Юнисов.
— Внучка убийцы моего дяди для меня навсегда останется девкой! — твёрдо проговорил Сарвий. — Я приказываю тебе выкинуть её из головы!
— Это не так просто, отец, — вскинул голову сын. — Я её люблю.
— Мне безразлично, что ты к ней испытываешь, — нахмурился старший Корнелл. — Пусть Сакс сам бережёт честь своей дочери. Но унижаться перед ней, я тебе не позволю!
— Это всё, отец? — Мерк склонил голову со слишком длинными для настоящего радланина волосами.
— Можешь идти! — Сарвий с раздражением отпихнул некстати подвернувшегося под руку Мыслиша.
Младший сын раздражал его буквально всем! И тем, что выбрал карьеру законника, вместо того, чтобы, как требовала семейная традиция, идти во флот. И тем, что уделял такое внимание своей внешности, тратя деньги на новые наряды, украшения и свитки со стихами. Одно время отец подозревал, что Мерк предпочитает мужскую любовь женской. Хвала всем богам, хоть это не подтвердилось.
В передней уже стоял паланкин, и ждали позавтракавшие коскиды.
Корнелл долго ворочался, устраиваясь поудобнее на мягких подушках. Подошёл Мыслиш со свитком. Советник любил коротать неблизкий путь до Дворца Ста за чтением. Пусть люди видят, что их представитель посвящает делам города каждую свободную минуту.
Вот только они не могли знать, что изучает почтенный Корнелл не новую речь, что собирается произнести на заседании Совета, или проект какого-нибудь судьбоносного закона, а смешные вирши весьма легкомысленного содержания, которые верный раб регулярно покупает для господина в Лавке поэтов.
Развернув очередной опус и прочтя многообещающее название «Голые игры», Сарвий щёлкнул пальцами. Рабы распахнули ворота, носильщики подняли паланкин, коскиды бросились расчищать путь покровителю.
Яркий солнечный свет ударил по глазам. Корнелл заморгал, оглядываясь по сторонам, и вдруг заметил у ворот лавки Дрейка симпатичную девушку в чистом хитоне с рассыпанными по плечам короткими чёрными волосами и большими, выразительными глазами на красивом, смуглом лице.
«Хорошенькая», — машинально отметил советник, возвращаясь к свитку. Там как раз к ольвийскому принцу, забавлявшемуся с наложницей, решила присоединиться супруга.
Мерк покинул дом позже, когда на улицах схлынул основной поток спешащего по делам народа, а поднявшееся солнце сильно укоротило тени. Он шёл на свидание, но впервые не ждал от возлюбленной ничего хорошего. Уж если отец знает о его не слишком удачной попытке передать весточку Ирдии, то только одним богам известно, что подумал об этом Сакс Густобород? Возможно, он посчитал, что сын советника Корнелла позорит его дочь и не выпустит Ирдию из дома?
После того, как они нашли Флою, молодой человек ещё не видел свою возлюбленную и не получал от неё никакой весточки. Им и раньше случалось не встречаться подолгу. Такие разлуки причиняли Мерку бездну страданий. Ирдия была девушкой необыкновенной во всех отношениях, и от этого юноша любил её ещё сильнее. Ему никогда не нравились дуры, но острый ум дочери Сакса Густоборода не раз ставил Мерка в тупик. Девушка легко цитировала древних мыслителей и даже переписывалась с некоторыми из современных либрийских философов. В отличие от своих ровесниц, занятых исключительно собой, Ирдия увлекалась сложнейшей наукой чисел, а её знания келлуанских иероглифов сделали бы честь любому жрецу. Возможно, этим она обязана своим родителям? Всем известно, что халибские женщины могут участвовать в походах наравне с мужьями и даже разбираются в навигации.
Вместе с этим она оставалась необыкновенно женственной, и воспоминания об их встречах заставляли сердце младшего из Корнеллов сладко замирать в груди. Воспитанный в строгих радланских традициях безусловного превосходства мужчин, он не без труда признал её равной себе. Вот и сейчас юноша не испытывал ни малейшей неловкости, собираясь обратиться к ней за советом. Тем более что именно она втравила их в эту историю.
Так повелось, что Ирдия сама назначала свидания, передавая через доверенную рабыню или уличных мальчишек коротенькие записочки. Но тут был совершенно особенный случай. Мерку так и не удалось отыскать отца Флои. Акмен как в воду канул. Чего доброго, проклятый старикашка украл лодку и теперь умирает от голода на каком-нибудь из островков у Устричной отмели. Но и это ещё не самое неприятное. На брюзжание отца тоже можно не обращать внимания, но вчера с ним говорила Далная.
— Речь шла о двух или трёх днях. Прошло семь. Мне безразлично, кто эта девушка и почему вы её прячете. Я лишь хочу, чтобы она покинула мой дом!
