Кондотьер отлеживался ночь и большую часть дня. Пил горячий настой шиповника и глухо ругался сквозь зубы. Антоло, как мог, пытался облегчить его страдания. Теперь уже стало очевидным – наконечник болта был подпилен и острый осколок теперь блуждает по телу наемника. А что он раньше добрался до легких, чем до сердца, лишь подарило седобородому лишние несколько дней жизни. И тем не менее студент понимал с отчаянной ясностью – Кулак обречен. Теперь ему не поможет даже самый лучший лекарь, изучавший медицину семь лет в университете и выдержавший десятичасовое противоборство с дюжиной профессоров на экзамене. Нужно было сразу извлекать из раны по возможности все куски, проверять ее чистоту, возможно, даже разрезать и вычистить.
Остальные наемники, сменяясь, чтобы хоть чуть-чуть обсохнуть и отогреться у костра, продолжали помогать на мосту. Крестьяне, перебравшись по непрочному мосту – ну, не был он рассчитан на такой поток, а потому начали разъезжаться бревна настила, шатались вбитые в глинистое дно сваи-опоры, – не всегда даже благодарили за подмогу. Просто нахлестывали вожжами замученных лошадок, стремясь убраться куда подальше. И как можно быстрее.
Люди и домашнее зверье уходили на юг, вызывая у студента навязчивое сравнение с перелетными птицами. Только гуси и утки возвращаются в привычные места по весне, а вот беженцы вернутся вряд ли. Если империя восстановит силы, сумеет показать свою мощь остроухим и убедить их оставить разбой, и то самое малое два поколения будут помнить кровавую войну, зверства и этот ужас отчаянного бегства.
Двух всадников, двигавшихся навстречу повозкам беженцев, Антоло заметил сразу. Слишком уж они выделялись. Так бросался бы в глаза кленовый лист, вздумай он полететь против ветра.
Тот, что ехал на буланом толстошеем коньке, кутался в длинный плащ. Из-под капюшона торчали только пышные, но вымокшие, а потому обвисшие усы. Его спутник, сидящий на мышастом, высоконогом жеребце, капюшон сбросил на плечи. Капли дождя блестели в темных с проседью волосах. Никакого оружия на виду они не держали, но выглядели как люди, уверенные в себе и случайных встреч не опасающиеся.
Кулак тоже заметил странную пару.
– Подозрительные… – задумчиво пробормотал он, приподнимаясь так, чтобы сидеть ровно, опираясь спиной на бревенчатую стену. Фальчион, само собой, лежал поблизости от его левой руки.
– Чем подозрительные? – удивился Антоло. – Вроде бы, ничего особенного…
– Ты считаешь в порядке вещей ехать навстречу смерти, когда все бегут от нее? – одними уголками рта усмехнулся Кулак.
– Но мы тоже едем в ту сторону, а не в эту.
– Верно. Но, согласись, у нас есть очень важная цель.
– А вдруг у них тоже есть очень важная цель?
Кондотьер помолчал. Еще раз смерил взглядом незнакомцев. Сказал с уверенностью:
– Вот это мне и подозрительно. У обычных людей какая может быть цель в землях, кишмя кишащими злобными остроухими карликами? Ведь Фальм тоже стремится на север. Мы гонимся за ним. А они – нет. Или да? Или нельзя сказать с уверенностью? Тогда почему бы нам не предположить, что они его сообщники?
Табалец пожал плечами:
– Этого все равно не проверишь.
– Конечно, – кивнул седобородый. – Напрямую они не признаются ни за что. Но всегда можно разговорить проезжего человека. Или просто вынудить проявить истинную сущность. Попроси их подойти поговорить со мной.
Антоло подумал, что кондотьер становится чересчур подозрительным и в этом надо прежде всего винить тяжелый недуг, вцепившийся в него изнутри. Но пререкаться не стал – хоть в банде наемников не было такого жесткого подчинения командирам, как в армии Сасандры, дисциплина держалась скорее на дружбе и уважении, однако наглеть тоже не стоило. Отсохнут ноги, что ли, подойти к проезжим? Или язык – поговорить?
Он одернул видавшую виды куртку, которой разжился семь дней назад в маленьком городке – его жители вовсю выменивали мало-мальски ценные вещи на еду у беженцев и тут же продавали их всем желающим, нашлись бы деньги. Вот такие «падальщики войны», сказала Пустельга. А Почечуй возразил, что видал он падальщиков и пострашнее, грабящих и убивающих людей, сорванных с насиженных мест войной, обирающих их до нитки, а тут еще какой-то отголосок честности присутствует.
Два всадника медленно приближались. Коней они жалели – по раскисшей дороге даже легкая рысь утомляет животных. Вислоусый о чем-то неторопливо рассказывал, делая рукой смешные жесты, будто изображал птичий полет. Темноволосый, казалось бы, очень внимательно слушал товарища, но вместе с тем успевал следить и за приближающимся вооруженным человеком.
– Доброго вечера вам, почтенные! – окликнул их студент, оказавшись на расстоянии десятка шагов.
– И тебе того же! – откликнулся мужчина, сидящий на мышастом.
– Что, за проезд заплатить надо? – въедливо поинтересовался второй.
Табалец покачал головой:
– Зачем платить? Не надо…
– Но вы же мост охраняете?
– Да.
– И что, бесплатно?
Чем-то этот вислоусый сразу не понравился Антоло. Или привычкой задавать неприятные вопросы? Или тем, что даже не пытался скрыть звучащую в голосе неприязнь? Поэтому молодой человек ответил резко, даже зло:
– А не надо всех по себе мерить! – И тут же, не оставляя времени на возражения, прибавил: – Пойдемте к командиру! Он с вами говорить хочет.
– Вот как? Говорить хочет? – переспросил вислоусый. – А он не думает, хотим ли мы с ним говорить?
– А это его мало интересует! – Студент не собирался давать противному мужику спуску. – Вас радовать должно, что добром просит!
Глаза под капюшоном опасно сузились:
– Не чересчур ли? Не много на себя берете? Чтоб какая-то стража задрипанная… местечковая…
– Фра Розарио! – негромко окликнул его темноволосый, выглядевший почти как дворянин из-за тонких подкрученных усиков. – Фра Розарио! Это не стража.
– Не стража? – удивился тот. – А кто?
– Не знаю, – пожал плечами темноволосый. – Но мы можем пойти к их командиру и узнать.
– Усложняете, фра Иллам, – пожал плечами Розарио. – Неужели этот парнишка нам не расскажет?
– Напротив, упрощаю. У командира гораздо проще выяснить все, что нас интересует.
«На обычных путников не похожи, – подумал Антоло. – Очень мудрено разговаривают. И произношение, кажется, столичное, аксамальское. Может, Кулак и прав? Проверить их надо. Нет, точно надо. Обязательно…»
– Идете? – Он кивнул в сторону сторожки.
– Веди! – благосклонно согласился Иллам.
– А скажи-ка, воин, – проговорил фра Розарио, когда они уже преодолели половину пути от тракта до бревенчатой избушки. – Скажи-ка, не проезжал ли здесь один человечек?..
