— Я догадался, — лениво откликнулся Сил'ан и затих.
Мальчишка снова посмотрел на жёлто-коричневые горы, припорошённые снегом, белым в лучах Солнца и синеватым в густой тени.
— А почему ты решил больше не говорить на общем? — спросил он.
Правитель вздохнул, на сей раз раздражённо.
— Много воды утекло с тех пор, как одна из двух древнейших рас совершила ошибку, изменившую жизнь всех прочих народов. Вздрогнули даже Боги, и, не желая повторения, они запретили исполнение той музыки, последствия которой оказались столь разрушительны. И, чтобы другие народы следовали иным путём, они ввели новую гамму и науку песнопений, приветствующих ясный день и облачное небо, утреннюю и вечернюю зарю, движение звёзд и полуденный жар Солнца. Я верю в их мудрость, и вижу, как сильно изменился, пренебрегая ей только для того, чтобы легче преодолеть недоверие людей. Доволен?
— Да.
— А теперь молчи и не мешай удовольствию.
Третий день застал всадников на высоте шести сотен айрер. Оба спешились и шли рядом между ящерами, спиной к восходящему Солнцу. Снежные вершины горели в сумерках зловещим алым огнём.
— Народ столовой? — рассмеялся Сил'ан. — Уверен, такое название им польстит.
— Им? — обрадованно переспросил Хин. — Ты тоже их замечал?
— В столовую меня не приглашали, но у каждого дома есть память. Быть может, ты видел, как пробегают по стенам воспоминания, оживлённые огоньком свечи.
— Или это потомки тех, кому когда-то поклонялись в храме, — предположил мальчишка.
— Каком храме?
— Я говорю о второй половине крепости. Летни считают её храмом древних Богов, а тебя — последним из них прежних или первым из вернувшихся.
Келеф улыбчиво прищурился:
— Летни нарекают Богом всякого правителя, которому благоволит Дэсмэр.
— Да нет же, — упрямо повторил Хин. — Есть чёрные статуи!
— Знаю, — согласился уан. — Я их видел.
— Они похожи на тебя.
— Я не заметил сходства.
— На взгляд человека — очень похожи, — настойчиво повторил мальчишка.
Сил'ан озадаченно хмыкнул.
Днём путь преградила неширокая горная река. Быстрое течение несло песок и гальку, перекатывало камни и осколки, размером с кулак, и разбивалось искрящимися брызгами о валуны. Динозавры, слегка качаясь и приседая на напряжённых лапах, перешли реку вброд. Келеф запрыгнул на скользкий камень и поманил мальчишку. Хин вздохнул, вручил Сил'ан шкуру и осторожно полез следом. Уан порхал по валунам без труда, а мальчишка, потеряв равновесие, упал в воду, больно ударился спиной, ободрал локти и едва не захлебнулся. Кое-как, он выбрался на берег. Келеф молча протянул ему шкуру.
— Я думал, ты мне поможешь, — заметил Хин, отплёвываясь и проверяя, целы ли зубы.
— Ты сам сказал, что уже взрослый, — парировал Сил'ан. — Я не рискну касаться твоей кожи — мои перчатки недостаточно плотные.
— А в чём риск? — полюбопытствовал мальчишка, отжимая волосы.
— Жителям Лета незачем это знать.
— Значит, лучше бы я утонул?
— Ты не утонул.
На четвёртый день лента реки казалась не толще пальца, а саванна была видна как на ладони. Хин узнавал места, по которым они ехали, и то и дело окликал Келефа. Тот со снисходительной улыбкой выслушивал восторги человека, но потом и сам указал на скалистую гряду у горизонта.
— Там я рассказывал о жизни три дня назад.
Хин сощурился, пытаясь рассмотреть очертания каменных исполинов в тусклом сером свете.
— Наверное, ты прав, — признал он. — Я так далеко не вижу, — он вытянул руку и добавил. — Мы столько ехали, шли, а путь, который казался необъятным, можно закрыть вот так.
Деревья остались внизу, на такой высоте не росло уже ничего, кроме зелёного мха. Крупные глыбы гранита лежали на щебне. Хин поднял несколько камней и убрал в мешок, чтобы рассмотреть при свете дня.
Небо казалось ровным и плоским, хмурый винный цвет в высоте разрывала сияющая белизна — там, где Солнце пыталось пробиться сквозь облака. Те наливались тускло-багровым, исчезали в синеватой дымке, окутывавшей горы, и настолько чётким был переход, словно каменные хребты тонули в воде океана.
Келеф принюхался и сказал:
— Будет гроза. Завтра повернём обратно.
Он оказался прав. С самого утра по небу стремительно мчались недобрые огромные тучи, наливавшиеся чернотой. Они разбухали, сливались, застилали солнце надутыми боками, и день всё больше походил на ночь. Хин никогда не видел подобного и начал волноваться.
— Что такое «гроза»? — спросил он.
— Если говорить просто, — весело откликнулся уан, — с небес на землю низвергнутся вода и огонь.
Мальчишка недоверчиво взглянул на изящное существо.
— И чему тут радоваться? — осторожно уточнил он.
— Тебе — ничему, — подумав, заметил Келеф. — Нужно найти укрытие.
К полудню тревога, которую испытывал человек, обратилась в панический ужас. Хин жался к динозаврам, а те и сами дрожали, пытались забиться всё глубже в небольшую пещерку. Ветер, обезумев, набрасывался на ящеров, силился сорвать сёдла с их спин, выпотрошить мешки; сотней цепких рук хватал мальчишку и тянул наружу изо всех сил.
Что-то вспыхнуло, раздался страшный грохот, небеса разверзлись. С шумом, заглушившим и биение сердца, и завывания ветра, отвесный ливень обрушился во мрак. Молнии били, не уставая, рокотали громовые раскаты, пахло влагой, мокрой пылью, сырой мешковиной, волосами и холодной свежестью. Уан подплыл ближе к кипящей водяной стене, завороженный, счастливый. Он распустил волосы и, к ужасу Хина, шагнул наружу — мальчишка только успел заметить, как Келеф коснулся пальцами шеи под воротником, и маска исчезла, но не различил, что было под ней: пустота, как полагали местные, или лицо, быть может, похожее на червя или чешуйчатых злодеев.
Гроза закончилась к вечеру. Тучи неторопливо расходились и таяли тёмно-зелёным дымом.
Мальчишка и уан сидели на большом камне, расколотом посредине, кутаясь в одну шкуру, но не касаясь друг друга.
— Значит, ты за этим сюда приехал, — заключил юный Одезри.
— В Лете по ту сторону Кольца рек никогда не бывает дождей, — сказал Келеф. — Очень странно. В Йёлькхоре много странностей. В Маро — одной из зон Весны — почки на деревьях распускаются к концу дня, а поутру — это вновь томящиеся почки. В Гаэл — второй зоне — цветы облетают изо дня в день, опавшие лепестки пропадают с наступлением нового дня и даже, как будто, возвращаются на место. Кто-то знает, что происходит. Может быть, Основатель. Но таким как я не раскрывают эту тайну.
— А какой ты?
— Обычный, ничем не выдающийся. Только слишком упрямый.
