— Кого там демоны принесли на ночь глядя, вы хоть знаете, который сейчас час?
Однако даже его крик не подействовал на посетителя, за окном лил нескончаемый дождь, и это служило некоторым оправданием полуночному визитеру. Спать на открытом воздухе в такую погоду — удовольствие не из приятных. К тому же в этих землях весна наступала еще позднее, чем в его родной Тааре. Он успел порядком намокнуть, пока бежал по двору к входным дверям.
— Время четыре часа ночи, не могли уж подождать до расс…. — хозяин замолчал на полуслове, кода увидел посетителя. Девушка? Да еще и не здешняя, путешественница, в таком возрасте и одна? Светло–зеленый плащ был глубоко надвинут на лицо, однако его ткань выглядела слишком легкой, чтобы спрятать свою хозяйку от ночной сырости и холода. Судя по всему, ее ярко–желтое платье под ним было насквозь мокрым, вода струями стекала с ее длинных спутанных светлых волос. Такие не часто встретишь где–то, кроме его родной Таары и Сона, быть может.
Он уже хотел с радостью приветствовать землячку, но слова застряли в горле, когда он встретился взглядом с глазами незнакомки. Такие глаза могли быть только у человека, который либо пережил большое горе, либо полностью отчаялся в жизни. Но к этому выражению глаз незнакомки на ее прекрасном лице примешивалось еще множество других чувств — злость, боль, страх, ярость — казалось, такие глаза никак не могли принадлежать столь юной девушке, к тому же, судя по всему, она не принадлежала к простолюдинам, и, по меньшей мере, была благородного происхождения,
— Пожалуйста…
— А? — хозяин захлопал глазами, когда не сразу понял, что пытается ему сказать девушка. Едва приоткрывая губы, она прошептала:
— Могу я… остановиться у вас до рассвета… — слова ее были столь тихими и неразборчивыми, что Сун почти не разобрал их. К тому же, пока она говорила, она не поднимала головы.
Он попытался объяснить, что все комнаты у него уже заняты, но он мог бы разжечь огонь и попросить служанок что–то приготовить для нее, но, булькнув, замолчал, с ужасом косясь на то, что врезалось в его подбородок. Это был веер. Расписной веер? Но его край был острее стали, и … Убийца? — подумал Сун Шун Шун. Глаза его стрельнули в сторону пограничного пункта, до него было не меньше двухсот метров, и в такой дождь ему никак не докричаться до них. Его убьют? Здесь? Вот так? В собственном доме? — стойкое убеждение, что его ждет неминуемая смерть, поразило Сун Шуна. Глаза незнакомки были холоднее льда на вершинах далеких гор.
— Не нужно огня и еды, ты никому не скажешь, что я была здесь, вообще никому, я просто подожду, пока дождь не закончится. Мое здоровье не слишком хорошее, я просто пережду дождь, и на рассвете ты забудешь, что видел меня, ты понял? — голос девушки был такой же ровный, как и в первый раз. — Так ты понял меня? — повторила она, так, как хозяин все еще не мог вымолвить ни слова от ужаса. Но в конце он все же понял, что от его ответа напрямую зависит его жизнь.
— Ддда, госпожа, прошу, не убивайте меня. Мои жена и дети…
— Я устала, — произнесла девушка и, убрав свое ужасное оружие, которое, казалось, просто растворилось под плащом, она прошла мимо него в сторону гостиницы.
Как и обещал хозяин, никто не беспокоил страшную посетительницу, фактически она не видела его с тех пор, как осталась в общей зале одна. До рассвета в ней никто не должен был появиться, и это вполне устраивало ее. Наконец она смогла откинуть капюшон. Несмотря на то, что плащ был насквозь мокрым, она не попросила хозяина разжечь огонь в очаге. Достав из заплечной перекидной сумки сухой паек, девушка начала медленно откусывать по кусочку, запивая водой из кувшина, который стоял тут же на столе. Скрестив ноги, она прислонилась к стене, сидя на мягкой пушистой шкуре какого–то дикого зверька.
'Эй, малышка, ты выглядишь неважно. Исходя из анализа, что я провел, пока ты ела, все функции твоего организма затухают с беспокоящей меня скоростью, и если ты…' — раздался голос внутри ее головы.
— Замолкни, я не желаю слышать твой голос сейчас, — отрезала девушка.
'Ты стала такой нервной в последнее время, наверное, это из–за того мальчика, но ты ведь понимаешь, что в таком состоянии тебе ни за что не пройти следующие сто километров'.
— Я сказала, заткнись, — прошептала девушка. Но она знала, что это бесполезно, ведь тот, кто с ней говорил, жил внутри ее тела и души, и не было никакой возможности избавиться от него. Тем более, она злилась от того, что все его слова были правдой. Но слова про сто километров, как бы она не желала не слушать, все же внушали беспокойство.
— Что ты хочешь сказать, объясни, — нехотя попросила она.
'О, так ты, наконец, прониклась моими мыслями. Анализ довольно прост. Теперь, когда половина меня осталась в Астале, мои силы наполовину уменьшились, и хотя там я нахожусь только в виде Принципа, все же я слишком сильно устал. И это естественно, что я начинаю вытягивать силу из твоих тела и души, ты уж прости. Но здесь я бессилен, если я не буду этого делать, то попросту погибну, и тогда тебя ждет та же участь.
— Ты не погибнешь, потому что ты просто паразит, поселившийся в моем теле, пока я разрешаю тебе.
'Ох, как грубо', — голос Лавкрита внутри ее головы хихикнул, впрочем, обиженно. — 'Я провел беглый анализ, а затем еще один, детальный, и пришел к выводу, что заимствование двух третей твоих жизненных ресурсов, позволит нам сохранять равновесие некоторое время'.
— Вот поэтому я и говорю, что ты паразит. Сто километров. Надеюсь, этот дурак не успел уйти так далеко.
'А, если паразиту будет позволено сказать…'
— Что еще? Говоря с тобой, я трачу силы, у меня есть всего два часа до рассвета, и я хотела бы немного поспать.
'Просто заметил кое–что интересное в тебе'.
— Интересное? — переспросила девушка.
'Ты, несомненно, и сама знаешь. Но я давно замечал, что два твоих характера очень разнятся'.
— Два характера? Продолжай.
'Иногда ты податлива, словно ребенок, мне так легко делать с твоим телом, что пожелаю…'
Девушка зарычала, но Лавкрит уже продолжил:
'Но иногда мне становится даже как–то неуютно. Мне кажется, что пожелай ты, и могла бы с легкостью избавиться от меня. Вот так парадокс. Внутри моего аватара живет еще один? Как же это понимать? И имена у тебя разные для них двоих'.
— Что… ты хочешь сказать? — глаза девушки расширились, она уставилась в темноту залы неподвижным взором.
'Король Астала называет тебя Эвенкой, а мальчик — Гвен, как и все остальные. Но ты не против. Когда ты Эвенка — ты похожа на такую, как сейчас, а Гвен… даже я боюсь иногда ее проявлений. Но в последнее время я часто вижу одну Эвенку, с тех самых пор, как мы сбежали из тюрьмы. Как бы это понимать? Куда ушла другая 'ты'? Я так хотел с ней поэкспериментировать еще'.
