все.
– Что, как чреворот?! – возмущенно поинтересовалась я и замерла, почувствовав, как что-то оборвалось в животе.
– Ну да, – пожал плечами Орион с безрадостной улыбкой. – Примерно так.
Мне хотелось кричать, хотелось забросать его вопросами, но я не могла – особенно при виде его лица, на котором не было никакой надежды. Я могла бы притвориться, что ничего не поняла. Я и не хотела понимать, но поняла все с ужасающей ясностью: вот что сотворила с сыном Офелия. Чудовище, которое невозможно убить, монстр, которого боялись все остальные монстры. Зверь, который до капли вытягивал силу из своих жертв. Офелия нашла способ влить ужасную всепожирающую силу в человека – а потом научила этого человека отдавать малию, которую он собирал, анклаву, где она вновь превращалась в ману, очищаясь самим актом безвозмездного дарения. Прекрасно и эффективно.
Время словно пошло вспять, мы будто вернулись в Шоломанчу и стояли у ворот в ту минуту, когда на нас надвигался худший кошмар на свете. Я велела Ориону бежать, а он… он просто стоял и смотрел на Терпение. Он никогда раньше не сражался с чреворотом, никогда раньше его не видел – во всяком случае, так близко, в пределах досягаемости. Как-то раз он отправился охотиться на чреворота, но только зря потратил время. Я убила чудовище прежде, чем до него добрался Орион. Но в выпускном зале он оказался лицом к лицу с Терпением и увидел… нечто знакомое. Ему словно поднесли зеркало.
А когда я крикнула, что надо бежать – что ничего нельзя сделать с этим чудовищем, с этим неистребимым кошмаром, только отправить в пустоту, – Орион со мной согласился. Поэтому он вытолкнул меня за ворота, а сам остался. Как я ему и сказала.
Этот взгляд я уже видела – Орион хотел сохранить меня в памяти, прежде чем вновь вытолкнуть за ворота. И я уже почти сдалась, погрузившись в кошмар… но Аадхья была права. Я не бросила Ориона в Шоломанче. Я бы этого никогда не сделала. Ни за что. Я не могла говорить – но шагнула вперед и протянула руку.
Орион не позволил мне прикоснуться к нему. Он отступил на шаг, готовясь к бегству:
– Не надо. Не надо. Я должен уехать. Должен.
– Послушай, – срывающимся голосом сказала я; горло у меня перехватило, но я заставила себя говорить. – Орион, послушай. Сколько я себя помню, я обладала способностью творить такие ужасы, что и представить нельзя. Я мечтала только о том, чтобы кто-то сказал мне, что я не чудовище. Что я не сделаю ничего непоправимо страшного. Зря надеялась. Никто не вручит тебе похвальную грамоту за примерное поведение. Все будет хорошо, только если ты сам по мере сил живешь так, чтобы все было хорошо.
– Ничего хорошего от меня не может быть в принципе, – спокойно сказал Орион, и я замолчала. – Эль, неужели ты искренне думаешь, что я могу как-то себе помочь? Ты же знаешь, что такое чреворот. Как он поступает с людьми. Я это сделал и продолжаю делать – с пекинцами.
На мгновение я вновь оказалась на коленях в той тесной каморке, где раздавались истошные крики людей, схваченных чреворотом, – только этот чреворот не нуждался в глазах и ртах, потому что у него были свои. А еще – руки, которые накладывали заклинания.
– Я думал… после того как увиделся с твоей мамой… я думал… может быть, я совладаю с собой, – продолжал Орион. – Я думал, что буду и дальше охотиться на злыдней. Но я не могу. Все плохо. Я даже не знаю… – он сглотнул. – Это я… съел Терпение. И я не уверен… не уверен, что оно погибло. Кажется, все эти люди тоже…
Он замолчал, но продолжать было не нужно, потому что я действительно знала, знала в подробностях, что представляют собой чревороты. Все жертвы, все погубленные жизни по-прежнему были в нем, они вопили, разрываемые на части, и им не позволялось умереть, потому что такова была сущность чреворота, и Орион говорил правду: я не могла искренне сказать ему, что все хорошо. Насколько я понимала, одной из этих жертв внутри его был мой отец.
Возможно, на моем лице отразился ужас. Надеюсь, что нет. Но Орион хрипло произнес:
– Эль, если мама мне поможет…
– А если нет? – перебила я.
– Короче, если она исправит…
– Ты ни в чем не виноват! – перебила я, и это был вой, обращенный к мирозданию, которое, как всегда, плевать на нас хотело. Орион, как и я, не спрашивал у него разрешения родиться, но нам пришлось иметь дело с последствиями: мы стояли друг напротив друга, чреворот и убийца чреворотов, и я знала, о чем Орион пытается меня попросить, и слышать это было нестерпимо.
Впрочем, он больше не пытался. Закрыв глаза, Орион сделал маленький шажок навстречу – так быстро, что я даже не успела за него ухватиться. Он поцеловал меня – на губах у нас были наши слезы, – а потом кончики моих пальцев коснулись его руки и соскользнули. Он отстранился, прошел через турникет и исчез.
Я сидела на скамейке в зале ожидания, глядя в никуда, когда наконец появилась Аадхья и потащила меня обратно в анклав. Не в новую часть. Семейство Лю устроилось в доме мудреца. Очевидно, остальные согласились отдать им это строение целиком, пусть даже в анклаве теперь стало тесновато: прежним обитателям пришлось расстаться с таким трудом добытыми комнатами и поделиться рабочим пространством, чтобы хватило места для новоприбывших, которые вложили в фундамент ману.
Лю пока не могла покинуть анклав. Трое лучших целителей трудились над ней, сменяясь поочередно, чтобы поддерживать ее в висячем состоянии прямо посреди двора при помощи какого-то замысловатого заклинания. Я была ошеломлена, когда вошла. Еще я заметила, что весь дом стал другим – фонтаны наполнились, и меж камней вновь тихонько журчала вода, деревья и кусты покрылись свежей листвой, на стеблях появились цветы. А Лю парила в метре от земли в светящемся коконе, который ткал вокруг нее один из целителей.
– Все в порядке! – сказала Аадхья, когда я испуганно замерла. – Это заклинание регенерации.
Кокон состоял из нитей воды, поднимающихся из ручья; они переплетались с тонкими нитями лекарственных порошков, вылетающих из двух десятков фарфоровых кувшинов, расставленных во дворе. Одни были огромные, по пояс высотой – я могла спрятаться внутри, – а другие размером с сахарницу. Среди них стояла крошечная золотая баночка, медленно выпускающая из едва заметного отверстия светящиеся красные крупинки. Выглядело все это впечатляюще; подойдя поближе и вглядевшись в переливающийся купол, я убедилась, что Лю уже гораздо лучше. Плечи и
