Угряне замерли на промокшем поле. Женщины, в мокрых рубашках внезапно ощутив озноб, обхватывали себя за плечи и все смотрели в небо.
А от опушки за ними наблюдал тоже насквозь промокший, усталый, свесивший язык белый волк, сын Велеса. Уже потом он сообразил, что они со Змеем Летучим не договорились, которую сестру тому взять. А вдруг бы тот уже передумал и положил глаз на Лютаву? И как никогда Лютомер сейчас был рад, что Молинку всегда считали более красивой…
Грозу, чуть не погубившую урожай, и явление Змея Летучего, унесшего одну из княжеских дочерей, еще долго вспоминали в Ратиславле. О Молинке говорили много – какая она была красивая, разумная, приветливая. Женщины Ратиславля собрали между собой полотно, шерсть, готовые рубашки, полотенца, нитки, всякое прочее, что дают девушкам в приданое. Любовида сшила женский повой и кику. Вещи эти относились на Громовую горку и там складывались – к утру все исчезало. Бабка Темяна спрашивала о ней кудов и чуров, и те сказали: живет она в хорошем доме, все у нее есть, слуги верные и по дому хлопочут, а ей заботы нет, одно плохо – скучно без людей.
Но Лютава еще долго не могла успокоиться. Она винила себя, что не уберегла сестру, хотя ведь знала, кто за ней охотится, и должна была при первых признаках грозы подумать о Молинке. Лютомер пытался ее утешить: Змей Летучий забрал невесту по уговору, а иначе тысячам угрян зимой грозила бы голодная смерть. Но и здесь Лютава видела вину Хвалиса. Если бы он тогда не внушил княжичу Доброславу, что угряне хотят его гибели, тот не бежал бы, прихватив с собой двух Вершининых дочерей. Если бы Молинка не попала в Воротынец, она не узнала бы княжича Ярко, не полюбила бы его, и ее тоска по нему не открыла бы к ней дорогу для Змея Летучего. Но на Змея они нашли управу, и никогда он не получил бы девушку, если бы не эта гроза, в которой опять-таки был виновен Хвалис! Лютава даже пыталась объяснить это князю Вершине, но он только вздыхал и говорил, что «судьба такая». Потеряв разом двоих взрослых детей, он не хотел слушать о чьей-то вине.
Но Хвалис пропал бесследно, спросить ответа было не с кого. Многие подозревали, что князь, Замиля и Толигнев знают, куда делся виновник всего произошедшего, но для всех прочих это оставалось тайной. Старейшины не настаивали: из семьи князя к людям пришло несчастье, но семья князя и расплатилась, отдав свою дочь. Равновесие было восстановлено. В Ратиславле надеялись, что сын хвалиски исчез навсегда, унося с собой свою неудачу, и больше никогда не покажется в земле угрян.
…Он сразу узнал это место. Уже не первый раз Бранемер, князь дешнянских кривичей, видел этот сон: травянистая впадина между двух одинаковых зеленых пригорков, а на дне ее – большой белый камень. Как и прежде, он подошел к камню и сел. На душе была тоска, будто не он сидел на камне, а камень лежал у него на груди, придавливая все надежды на будущее. С необычайной для сна ясностью он помнил о том, что отравляло его жизнь наяву: бездетность. Ни от княгини Миловзоры, любезной подруги вот уже двенадцать лет, ни от младших жен, еще более молодых и здоровых, у него не родилось ни одного ребенка. Даже девочки, не говоря уже о сыне.
Сидя на камне, он прислушивался к неясным звукам откуда-то снизу. Это было похоже на шорох… или чье-то гулкое дыхание… или шум воды далеко в глубине… Выведенный из терпения тоской, Бранемер вскочил и могучим плечом приналег на камень. Ну же! Казалось, стоит поднажать как следует, отбросить валун прочь – и ему откроется выход к счастливой судьбе.
– Знаю я, как твоему горю помочь, Бранемер Божемогович! – раздался за спиной женский голос.
Изумленный Бранемер обернулся: впервые в этом сне появился кто-то, кроме него самого. В нескольких шагах поодаль стояла женщина: довольно молодая, худощавая, одетая во все белое.
«Знаешь?» – хотел ответить Бранемер, но не смог даже разомкнуть губ: так бывает во сне.
– Способность сыновей рожать вместе с самой женой родится, – продолжала удельница. – Я подскажу, где тебе сыскать жену, у которой дар сынородия есть. Больше того скажу. Деве этой на роду написано родить витязя удалого, да такого, что о нем песни петь будут по всем землям словенским. Возьми ее в жены – и будет этот сын твоим сыном и наследником. Да поспеши – на такую невесту охотников много. Она и родом знатна, и собой хороша, и мудростью не по годам наделена.
«Да где же она?» – спросил его горящий взгляд, и удельница улыбнулась. И Бранемер вздрогнул: в ряду верхних зубов у нее заметно выступал очень белый крупный клык, еще раз напоминая о ее неземной природе.
– Живет она на Угре-реке и доводится старшей дочерью князю Вершиславу. Тебе ее сыскать будет нетрудно – у тебя в дому ее родич гостит. А как родится твой сын, отдай его мне на выучку – и тогда уж я о нем позабочусь.
Последние слова удельницы неприятно кольнули: едва пообещав ему сына, она уже хотела его отнять! Бранемер невольно шевельнул губами, желая и не смея сказать «нет». И тут почувствовал, что сам воздух вокруг него изменился; он уже не стоял возле камня, а лежал у себя в избе, рядом с женой.
Постепенно выплывая из сна, Бранемер обдумывал увиденное. Новая жена – дочь Вершислава угренского! Старшая дочь. И правда, не так уж далеко ехать. За такой нуждой в кощунах и подалее ездят. А Угра недалеко – к осени можно невесту привезти… если удастся поладить с ее отцом.
Князь прислушался к ровному дыханию жены. Когда он, сам едва выйдя из бойников, восемнадцатилетний парень, не так чтобы красивый, но рослый и могучий, взял в жены Миловзору, дочь вержанского князя Ростимила, никто не мог подумать, что их ждет такое несчастье. Уж на свадьбе будущего князя волхвы постарались отогнать подальше все зло, что могло испортить жизнь молодых. Но вот прошел год, прошел другой, а Миловзора все красовалась в пышном уборе молодухи, но не тяжелела. Приносили жертвы Макоши, пытались снимать с нее порчу – все без толку. Встревоженный Бранемер набрал еще несколько жен: молодых и пышных, из семейств плодовитых матерей, но потомства не дождался и от них. У него был младший брат Витим, моложе на десять лет, и Бранемер не боялся угасания своего рода, но понимал, что ему придется уступить место брату. Тот вернется из бойников, женится: тому вот-вот уже и невесту привезут, младшую дочь Крепивоя сожского. И как только Витимова молодуха родит первенца, доказав свою способность продолжить род, Бранемеру придется уйти и быть остаток жизни воеводой при младшем брате. Ибо нельзя бесплодной чете сидеть во князьях – бесплодной станет вся земля. Витиму предстояло вернуться домой в конце нынешней осени – времени оставалось мало.
