Это не заметил бы только слепой, да и Карваль после суда не называл Катари иначе чем ее величеством. Что чувствует мужчина, когда одинокая слабая женщина бросается в бой? Стыд и невозможность сидеть сложа руки.
– Да, – подтвердил Иноходец, – я заметил.
Юрист рассеянно кивнул и поднялся.
– Мне потребуется пара дней, – объявил он. – Я почти не сомневаюсь… Нет, я уверен, что мы не оставим нашим оппонентам не малейшей лазейки!
3
Протаскивая поднос в потайной кабинет, Марсель окончательно убедился, что быть дипломатом и офицером проще, чем подавальщицей. Без сомнения, это делало честь возлюбленной Шеманталя-младшего. Марсель водрузил ужин на стол и, была не была, посмотрел на гостя. Ворон вчерашнее обещание сдержал – он не только не умер, но и почти перестал напоминать выходца, хотя отвернуться все равно хотелось.
Марсель сдернул с подноса салфетку.
– Обычно я съедаю ужин с Котиком, – объявил он гостю, – но сегодня он будет поститься. Я впущу его позже. Левий книгу получил. Будете паштет?
– Буду. – Алва слегка склонил голову к плечу. Альдо делал так, когда говорил, Ворон – когда слушал. – Докладывайте.
– О чем?
– О чем хотите. Вы полагаете себя моим офицером для особых поручений. Извольте соответствовать. Кстати, представьте мне свою собаку, пока она не процарапала здешние тайны.
– Сейчас. – Пальцы уже привычно нажали на запирающие розетки, мягко отошла в сторону панель, в дыру тут же просунулась львинособачья голова. Котик шумно дышал и порывался радоваться. Марсель ухватил пса за ошейник. – Тихо! – потребовал он. – А то отправлю к матерьялистам. Господин Первый маршал, это Котик, сын известного вам Лово. Котик, это господин Первый маршал. Он свой. ОЧЕНЬ СВОЙ.
– Странное животное, но вам подходит. – Алва поднял руку и почесал волкодава за обрубленными ушами. – Предположить зубы в таком обилии ухоженной шерсти довольно сложно.
Волкодав отчаянно завилял помпоном. Он возлюбил Первого маршала с первого нюха.
– Видите, – гордо заявил Марсель, – Котик все понимает. Сказали – свой, значит, свой.
Всепонимающий зевнул и посмотрел на поднос. Многозначительно. Рокэ разодрал надвое перепела и бросил волкодаву. Раздался удовлетворенный хруст.
Алва усмехнулся, но Марсель и не подумал вздрогнуть. Он почти привык и уже подбирался к выводу, что обтянутый кожей череп тоже может быть красив. По-своему. Скулы, челюсти и все такое прочее выдавали породу и взывали о скульпторе, хотя раньше все равно было лучше.
– Вы останетесь в Олларии и досмотрите мистерию до конца или отправитесь со мной? – Ворон посмотрел бокал на свет и поставил. Эту его привычку Марсель помнил. Нужно уметь так измениться и не измениться вовсе.
– Я ваш офицер по особым поручениям, – напомнил Валме. – Будет особое поручение – останусь. Нет – поручу себе сопровождать вас. Куда и когда?
– Очень скоро. Ешьте и докладывайте. С севера на юг. Что известно о фок Варзов?
О чем докладывать, имелось в избытке, но Валме отнюдь не был уверен, что Алва готов слушать. Папенька, обезножев, стал еще деловитее, чем раньше, но, когда ему становилось по-настоящему худо, мог разве что сидеть в кресле, прикрыв глаза и кусая губы. Если отца заставали за подобным занятием, он озверевал. Алва тоже мог озвереть, что сказалось бы не только на его здоровье, но и на здоровье самого Марселя.
Ворон спокойно занимался ужином, под столом возился довольный жизнью и обществом Котик, а виконту было неудобно, словно он вышел к гостям без панталон или, того хуже, в белых штанах. Выгадывая время, Марсель жевал «плачущий» сыр и пытался подобрать слова, а они не подбирались.
Неловкость заявила о себе еще вчера, но виконт списал ее на свою манеру сбегать от чужих хворей. Родитель в счет не шел, ибо скрыться от него не получалось, и Марсель привык. Он собирался привыкнуть и к Ворону, но сейчас понял, что тот не так уж и изменился, если вообще изменился, это с собой нужно было что-то делать. Немедленно. Обычно Валме не задумывался, что говорить, не считая, разумеется, тех случаев, когда приходилось врать умным людям, но сегодня слова казались лягушками. Они выпрыгивали изо рта, шмякались на пол, скакали по столу, лезли в тарелки, и ничего забавного в этом не было.
– Проклятье, – признался наконец Марсель, – всякий раз, бывая при дворе, я хочу убить Ракана. Но знали бы вы, как с ним легко!
– Не сомневаюсь, – светским тоном произнес Алва. – Когда встречаешь дурака и поганца там, где ожидаешь его встретить, и впрямь ощущаешь легкость. Отправлять к Леворукому проще людей неприятных. Навозную муху или бешеного пса прикончить легко. В определенном отношении… Вам еще не приходилось добивать лошадь?
– Мне приходилось добивать собственного короля, – сумрачно произнес Валме и вдруг понял, что неловкости больше нет. – Так я могу докладывать?
Глава 6
Ракана (б. Оллария)
400 год К.С. Ночь с 5-го на 6-й день Весенних Ветров
1
О том, что Валме у Капуль-Гизайлей, Робера оповестил жизнерадостный басовитый лай, перемежающийся кокетливым тявканьем. Стало грустно и досадно. Не на урготского посла – на себя и дурацкую привычку хвататься за радугу. Мэллит любила Альдо, а Марианна… Красавица при всех своих достоинствах оставалась куртизанкой. Ждать от нее чувств было глупо, но Робер отчего-то ждал, а баронесса принимала в спальне пузатого посла – и вряд ли только его. Конечно, кавалеров можно разогнать не золотом, так шпагой, но какой смысл получить в безраздельную собственность одно лишь тело. Верность из невозможности измены – хоть мужчине, хоть знамени, хоть чести – стоит недорого.
Эпинэ натянуто улыбнулся, избавился от плаща и шляпы и угодил в довольно-таки мерзкую компанию. Приходилось признать – из тех, кто по зиме зачастил к Капуль-Гизайлям, Валме, без сомнения, был одним из лучших. Допусти баронесса до себя хотя бы младшего Тристрама, Робер вряд ли бы сдержался, но сегодня командующий гвардией отсутствовал. Надо полагать, корпел над бумагами, готовясь к высочайшей проверке. Дика с Мевеном тоже не было видно, а Рокслей сидел за карточным столом с помятым старикашкой и парой судейских. Хозяевам было не до них – барон Коко перешептывался с музыкантами, а в углу под картиной с красивыми рыцарями Марианна улыбалась полудюжине бездельников, среди которых был и урготский посол.
Пряжки на башмаках графа сверкали ярче полуденных снегов, а камзол цвета топленого молока украшали золотистые, в тон платья хозяйки, кружева. Банты из той же материи болтались на ошейнике посольской псины и на шее крутящейся под ногами левретки. Захотелось хлопнуть дверью, но Марианна уже посылала воздушный поцелуй. Окружившие красавицу кавалеры дружно повернули головы и закивали. Пришлось подойти.
