Какое-то время старый губернатор терпел металлический взгляд хозяина, затем не выдержал и отвел глаза.
– Я никого не обманываю, - тихо сказал Коваль. - Просто я буду делать всё, чтобы нас уважали.
Обоз Озерников подобрали в двадцати километрах от Гдова. Скорость движения сразу упала.
Артура это невероятно раздражало, но он ничего не мог поделать, потому что этих людей нельзя было ни торопить, ни, Боже упаси, на них прикрикнуть. Оставалось скрипеть зубами и ждать, пока неторопливые лошадки колдунов преодолеют очередное препятствие.
А препятствий на пути встречалось больше чем достаточно. Из опасения попасть в поле зрения валдайского отшельника Коваль повел отряд намного западнее, сделав изрядный крюк вокруг озера Ильмень. Однако даже здесь приходилось двигаться крайне осторожно.
Дно, Порхов, Новоржев… Совсем недавно безлюдные городки издалека оповещали о себе колокольным звоном и светом сотен окошек. Артур уже и позабыл, сколько тысяч семей переселилось на север за последние десять лет. Еще совсем недавно эта поросшая лесами равнина видела лишь редкие костры чингисов и стада одичавших свиней, а теперь повсюду змеились тропки, белели на развилках свежие указатели, за километры несло запахами горячей пищи.
Проблема еще усугублялась тем, что двигаться пришлось на санях. Большую часть дорог никто не расчищал, несмотря на строгие указания сверху. С одной стороны, это было неплохо: не приходилось опасаться слежки…
Коваль хмурился и делал записи в блокноте, чтобы позже вздуть нерадивых местных начальников. Он видел десятки гектаров укрытой под снегом пашни, новенькие мосты через замерзшие речки и дымки над отстроенными избами. Тут же обнаруживались настоящие завалы из нераспиленного леса. Там, где следовало вести плановые порубки, зияли провалы пожарищ. Лес использовался варварски, селяне валили для своих нужд самое ценное, нисколько не заботясь о будущем, и оставляли догнивать в снегу тысячи кубов древесины. По берегам речушек гнили не закопанные туши павших коров, отходы со скотных дворов сливались прямо в воду. Встречались места, где ветер раскидал стога, их никто не удосужился собрать, сено разлеталось по полям…
Примостившийся сбоку Рубенс, сам ярый хозяйственник, злорадно подсказывал президенту фамилии халтурщиков. На четвертые сутки у Артура появился список из сорока человек, которых следовало бы отдать под суд. Коваля так и подмывало нагрянуть внезапно в расположение ближайшего гарнизона и отправить начальничков на фронт. Множество раз на пути каравана встречались груженые подводы охотников и лесорубов. Завидев вооруженных людей, крестьяне разбегались, бросая на дороге лошадей и поклажу. То ли везли ворованное, то ли не имели нужных бумаг на товар…
Озерники выдвинули обязательное требование, чтобы старший Рубенс поехал вместе с президентом. Михаил был единственным в Питере человеком, которому они доверяли. Колдуны размещались в двух затянутых шкурами экипажах. В переднем ехал Черный Дед Савва с двумя Сынами и двумя женщинами. Артур так и не понял, были это настоящие сыновья или нет, и кем приходились старику молодухи, которые выходили размяться только в присутствии своих мужчин.
Определить возраст Саввы не представлялось возможным. Ему в равной степени можно было дать и полтинник с хвостиком, и семьдесят. Колдун кутался в волчью шубу, на ногах носил меховые унты, а короткие седые волосы украшало несколько цветных повязок с подвешенными монетками и амулетами. На шее у всех троих Озерников болтались бусы из сушеных волчьих ушей.
Во вторых санях везли волков и летунов, их полог постоянно был задернут. Там же везли фураж и какие-то неведомые инструменты, завернутые в грубую ткань. На остановках Сыны по очереди ухаживали за лошадьми, женщины разогревали пищу, а Дед молча курил трубку, отказываясь вступать в разговоры с чужаками. Когда он хотел что-то сообщить президенту, то использовал в качестве переводчика Рубенса.
Поев, Сыны относили чашки с мясом в зашторенный фургончик. Коваль прислушивался к поведению собак. Волкодавы обходили вторые сани с заметной робостью.
Запах от хищников шел такой, что кони чингисов порывались свернуть в сторону…
Летом Артур рискнул бы отправиться по трассе на паровиках или даже на дизельных грузовиках. Орландо более-менее привел в порядок уже пять "супермазов" и больше пятнадцати легковушек. Топлива хватало, но в эту пору колеса наверняка завязли бы в сугробах. Пришлось спешно снарядить десяток саней и прокрутить эту операцию от имени Рубенса: якобы губернатор собрался с визитом в Минск.
Хуже всего дело обстояло с охранением. Коваль не мог взять с собой целый полк, это сразу вызвало бы пересуды. Кроме того, Дед Савва предупредил, что через московские чащобы сможет провести максимум пятнадцать человек. Коней и прочих зверушек - пожалуйста, а вонючих человеков - строго ограниченно…
Когда караван пересек Волоколамское шоссе, Артур предположил, что Озерники собрались наматывать круги вокруг заброшенной столицы. Однако Савва твердо держал направление, пока не выбрались к разрушенному мосту под Можайском. Последние часы продвигались шагом: древнее шоссе лежало под снегом, лошади вязли по грудь, и приходилось постоянно орудовать лопатами, расчищая дорогу. Москва-река не закрылась окончательно, по центру оставалась полоса черной воды, в которой плавала ледяная крошка. К вечеру поднялся нешуточный буран, и Савва решил отложить переправу до рассвета. Лошадей не распрягали, только укрыли попонами, расположили сани по кругу и разожгли три больших костра.
Чингисы со своими лохматыми овчарками несли вахту. К ночи буран усилился, в трех шагах ничего нельзя было разглядеть. Пропали из виду огни Можайска, пропали верстовые столбы, река превратилась в белую змею. Под неумолчный вой ветра опустилась темнота.
Рубенс тронул президента за рукав и показал на восток. Над дикими лесами, выросшими на месте столицы, трепетало розоватое зарево.
Коваль раньше считал рассказы о жарких лесах сказками, но теперь сам убедился в искренности путешественников. Даже на расстоянии в тридцать километров от границы раскачавшейся земли распространялось едва заметное тепло.
Среди русской затяжной зимы, откуда ни возьмись, появился тропический оазис.
Он не хотел ничего знать о том, что здесь происходит. Не испытывал ни малейшего желания сюда возвращаться, тем более теперь. Этот отвратительный розовый свет и жар, идущий из заколдованных дебрей, его нисколько не манили. Однако отступать было поздно.
Озерники подписали договор…
