— Ясно. Шерин?
Молодой человек поправил очки на веснушчатом носу.
— Я проанализировал сведения о местах работы более двух третей совершеннолетних колдунов Европы. По моим подсчетам за последние две недели армия Волдеморта увеличилась примерно на шесть тысяч человек. Почти все они покинули дома меньше четырех дней назад.
— Возраст наемников?
— От семнадцати до двадцати восьми лет. Самому старшему — тридцать два.
— Пушечное мясо, — Аластор поморщился. — Нападения? Несчастные случаи? Инциденты? Что-нибудь есть, Милена?
Девушка с короткой стрижкой отрицательно покачала головой.
— Ни единого случая за двадцать два дня.
— Понятно… — Грюм задумчиво барабанил пальцами по столу. — А где Себастьян? Он должен был составить прогноз.
— Обещал вернуться с минуты на минуты, — сообщила высокая темноволосая колдунья в серой мантии. — Мы передали ему все данные.
— Что ж, подождем…
Аналитики помолчали, расслабившись. Кто-то откинулся на спинку стула или же наоборот лег на стол. Нервная изматывающая работа не позволяла им нормально выспаться уже больше трех недель — с того дня, когда Дамблдор получил известие об успехе Волдеморта.
Дверь с грохотом открылась. В комнату вошел высокий немолодой человек с темными волосами, резкими чертами лица, одетый в серую мантию, небрежно наброшенную поверх черного плаща. При ходьбе он опирался на блестящую серебристую трость.
От него ощутимо веяло угрозой.
При его появлении все сразу застыли и теперь выжидательно смотрели на то, как, швырнув две пухлые папки на стол, Себастьян преобразовывает одну из стен в огромное полотно, покрытое сетью графиков, столбиками цифр и формул. Аластор Грюм встретился взглядом с ведущим аналитиком своего отдела.
— В двух словах, Себастьян.
— Волдеморт планирует государственный переворот. Завтра. Предполагаемое время: с 20–00 до полуночи. Вероятность успеха: 54 %. Великаны и дементоры будут с ним. Если успеем получить помощь из Франции, Германии, Болгарии и Италии, наши шансы сравняются.
— Успеем, — твердо заявил Грозный Глаз. — Копию отчета — министру, срочно. Нашу деятельность сворачиваем до окончания войны. Если победим, вернемся сюда же спустя месяц. Если нет — действуем в подполье по утвержденной схеме. Вопросы?
Вопросов не было.
* * *
В Выручай-комнате заканчивалось очередное собрание ОД. Одиннадцать человек освоили заклятие Зеркального щита, одиннадцать студентов теперь могли использовать магию уровня второго курса Академии авроров. Счастливчики радовались, поздравляя друг друга. Они благодарили и своего учителя, сдержано кивающего на каждое «огромное спасибо». Эта аура невозмутимости удивляла всякого, кто знал Поттера последние несколько лет. Непробиваемое спокойствие, на грани безразличия, и фатальная покорность в глазах, замечаемая особо наблюдательными.
В тот юбилейный для аврората вечер Гарри стало действительно, по-крупному все равно. Оказалось, смириться — не так уж сложно, а долг… Чувство долга заставит выстоять в нужный момент до конца.
Постепенно участники ОД разошлись по своим гостиным. До ужина оставалось еще полчаса, а кто-то отчаянный еще собирался успеть сделать практическое задание по чарам.
Дин Томас предпринял последнюю попытку добиться успеха, но появившийся-таки на две секунды Зеркальный щит превратился в мощный поток воздуха, швырнувший поправляющую воротник мантии Гермиону на ничего не подозревающего Гарри Поттера.
Гарри охнул, стукнувшись затылком о мраморный пол. Гермиона ушибла запястье. Видя, что он натворил, Дин Томас пискнул: «Извините», — и постарался исчезнуть, оставив своих однокурсников вдвоем.
— Гермиона…
— Гарри…
— С тобой все в порядке? — спросили они хором и улыбнулись.
— Да… — отозвался Гарри, опуская голову и вздрагивая. — Ай! Больно…
— Затылком ударился? — Гермиона потянулась за собственной волшебной палочкой и приставила ее к черным волосам. — Сейчас подлечу. Ревелитус Фризус!
Несколько секунд было тихо.
— Проходит, — Гарри осторожно шевельнулся. — А оно не повредит?
— Нет. Это обычный лед нельзя прикладывать к голове — воспаление мозга можно заработать. От магической заморозки ничего подобного не бывает.
— Здорово… — облегченный вздох.
Гермиона тоже расслабилась, но не надолго. Она спрятала волшебную палочку в карман и коснулась щекой груди своего однокурсника. Минутой позже ей на спину опустилась рука.
Мраморные плиты сменились пушистым ковром. Время застыло, потеряв всякий смысл и исчезнув как данность. В тишине осталось только ровное дыхание. И покой. Хоть и редко, но все же мир умеет понимать спокойствие, ценить молчание и любить тишину.
Сразу два человека решили изменить популярное «Выручай-комната» на известное только им название «Комната желаний».
Минуты тишины закончились. Гермиона сделала попытку сдвинуться с места и только теперь в полной мере осознала, что происходит и в какой позе они лежат. Стараясь сильно не краснеть, она осторожно приподнялась и села рядом. Гарри спокойно смотрел на нее.
— Тебе неудобно? — тихо спросил он.
— Я… Нет… Просто рука… Ушибла ее.
Гермиона опустила глаза. Кисть и впрямь работала плохо. Гарри приподнялся на локте.
— Да… Сейчас явно не год запястий, — короткое движение. — Ревелитус Фризус!
Девушка облегченно вздохнула. Глядя ей прямо в глаза, Гарри осторожно приподнял ушибленное запястье и коснулся его губами.
— Так быстрее пройдет, — шепнул он, целуя теперь раскрытую ладонь. — Это помогает.
— Уже помогло, — улыбнулась она. — Больше не болит.
— Хорошо, — легкий рывок, чтобы сесть рядом, любоваться смущенным румянцем. — Ты меня боишься?
Гермиона нерешительно помотала головой.
— Нет…
— Ну, что ты… Это же я… Мы просто сидим рядом.
Гарри кончиками пальцев коснулся щеки девушки.
— Ты очень красивая… — пальцы убрали со лба выбившуюся прядь волос. — Не бойся…
От нежности перехватывало дыхание. Хотелось остановить этот миг, чтобы больше ничего не случалось, не происходило, не менялось. Только одно мгновение. Только двое.
Гарри вздохнул.
— Нам пора, — тихо произнесла Гермиона.
— Знаю.
Они поднялись с ковра, держась за руки и по-прежнему глядя друг другу в глаза.
— Иди, мне нужно закончить здесь одно дело…
— Хорошо.
Сделать два шага к двери, а потом не выдержать, обернуться и броситься на шею к человеку, которого любишь больше жизни. И стоять, обнявшись крепко-крепко, чувствовать, как куда-то под ребра впивается пряжка ремня, а от пуговиц мантии на груди наверняка останутся синяки. И лихорадочно повторять:
