90
В пяти милях к западу от Гойи на лесистом холме в кустарнике сидели двое наблюдателей-карсаматов. Они смотрели на едва пробитую в густой траве дорогу, по которой должны были возвратиться всадники сабдая Гаругая. Он поклялся привезти в сумке голову убийцы эрмая Теллира, но вот уже третий день от него не было ни весточки, а полторы сотни его воинов исчезли.
Сабдай Ассагай с двумя тысячами всадников прибыл к тайному гроту у трех холмов для встречи с Гаругаем, и для него все складывалось значительно лучше, чем он предполагал. Гаругай не показывался, не появлялись его люди, значит, он либо убит, либо попал в плен. Даже если его выкупят, он уже не станет Ассагаю соперником в получении новых чинов, жен и скота. Ассагай давно подумывал убить Гаругая, но, хвала Багай-Хану — Отцу Степняков, все случилось само собой.
Ассагай еще посылал на холм наблюдателей, однако все более утверждался в том, что теперь удача в его руках. От одного из людей Гаругая, которого богатыми посулами удалось переманить в свое стойбище, он узнал все, что знал соперник, — и кто мог быть причастен к убийству эрмая Теллира, и где их искать.
У подножия холма, под молодым дубом Ассагай предавался размышлениям. В полутора милях западнее начиналась другая череда холмов, среди них укрывались его воины. Там же они готовили еду и жгли костры, здесь это было опасно: дым могли увидеть разъезды герцога Хотторна. Старый Лис, как прозвали его карсаматы еще с прошлой туранской войны, не утратил чутье и был опасен.
С запада показался всадник. Находившиеся неподалеку телохранители Ассагая вскочили в седла, но тут же спешились и вернулись в тень степного шиповника.
— Это Салим, сабдай, чай везет! — сообщил один из них.
Ассагай кивнул. Поскольку здесь разводить костры он запрещал, ему грели чай у дальних холмов, а потом доставляли в капруне — обтянутом войлоком медном чайнике.
Вскоре всадник остановил разгоряченного коня, легко спрыгнул на землю с немалым грузом в правой руке и, подбежав к сабдаю, быстро развязал узел, из которого стал выкладывать все, что полагалось к столу сабдая. В дороге карсаматы довольствовались малым: кроме чая — немного разваренного сушеного мяса, фрукты, медовый сахар.
Собрав стол, слуга налил хозяину первую чашку и с поклоном отошел. Ассагай махнул ему, дескать, больше не задерживаю, но не успел приступить к трапезе, как послышался топот и треск сучьев — по склону вниз бежал один из наблюдателей.
— Едут, сабдай! Едут!
Ассагай в волнении поднялся, однако присутствие телохранителей заставило его взять себя в руки и сесть на место, демонстрируя полное спокойствие.
Наблюдатель подбежал к Ассагаю и снова выпалил:
— Они едут, сабдай! Едут!
Тот сделал пару глотков обжигающего чая, потом поднял глаза на наблюдателя.
— О чем ты говоришь — кто едет?
— Люди Гаругая, сабдай!
— Сколько их?
— Всего пять! И Гаругая среди них нет.
«Отлично!» — чуть не воскликнул Ассагай, но вместо этого вздохнул и, поставив чашку, сказал:
— Боюсь, дела нашего собрата плохи. Приведите их сюда, Бадансай, — приказал он главному телохранителю.
Тот вскочил на коня и погнал его вокруг холма.
— А ты возвращайся на гору, я должен знать все, что происходит в долине.
— Конечно, сабдай, конечно! Мои глаза — твои глаза!
Наблюдатель развернулся и побежал на гору, а Ассагай принялся ждать, потягивая горячий чай. Ему стало жарко, и он ослабил пояс.
В сопровождении Бадансая появились пятеро воинов Гаругая. Не доезжая до сабдая, они соскочили с коней, подбежали к нему и, встав на одно колено, склонили головы, приложив правые руки к сердцу.
— Мое имя Сабир, великое горе пришло к нам, сабдай Ассагай! — рыдающим голосом сообщил тот, что находился ближе других. Остальные стали раскачиваться и стонать, как будто испытывали боль, так у карсаматов было принято выражать горе.
— Что же за горе, Сабир?
— Сабдай Гаругай, этот великий воин, покинул нас! — прокричал Сабир и протянул руки к Ассагаю, словно за утешением.
— Ай-ай-ай! — Ассагай тоже принялся раскачиваться. — Как это случилось?
— Всего нас было сто пятьдесят, и с нами сабдай Гаругай, нас пятерых он оставил с лошадьми в пещере, что над ущельем Химеш, которое гуиры зовут ущельем Гарроты.
— Там ведь, кажется, кладбище огров?
— Да, сабдай, туда и спустились Гаругай и воины, чтобы принести голову того, кто посмел убить эрмая Теллира.
— И что же случилось дальше?
— Мы не видели, сабдай, начался ужасный грохот! Загремел гром, засверкали молнии, и Удун-Бассалык пожрал их всех!
— Удун-Бассалык? Страж у ворот мертвых?
— Да, сабдай, именно он — больше некому!
— Да-а, больше некому, — кланяясь, проблеяли четверо остальных.
— А куда же подевались лошади?
— О, сабдай Ассагай! — Сабир простер к предводителю руки. — Едва мы успели вывести своих лошадей, чтобы потом вернуться за остальными, огры ворвались в пещеру и пожрали всех коней. Мы сами едва спаслись, хвала Багай-Хану!
— Да, едва спаслись, хвала Багай-Хану! — подтвердили остальные, глядя в землю.
Дно висевшей на плече Сабира сумы оттягивалось под тяжестью какого-то груза. Ассагай поднялся, выхватил меч и рассек суму; на траву посыпались серебряные монеты.
Люди Гаругая замерли, завороженно глядя на просыпавшееся серебро.
— Кажется, восставшие из могил огры щедро отблагодарили вас за съеденных лошадей. Или это серебро за жизни ваших собратьев?
— Нет! Нет, сабдай! Мы продали лошадей, потому что не смогли бы пригнать их сюда впятером — на дорогах много гуиров! Мы продали их, чтобы привезти деньги тебе! Это подарок, сабдай, подарок тебе!
Сабир начал сгребать монеты в кучу и. набрав в пригоршни, протянул Ассагаю вместе с вырванной травой и сухими листьями.
— Возьми, сабдай, мы своих товарищей не продавали — клянусь золотой плетью Багай-Хана!
Поняв, к чему все идет, провинившихся окружили телохранители Ассагая.
— Мне жаль моего собрата Гаругая, он не успел покарать убийц эрмая Теллира, однако я окажу ему одну услугу: пошлю за ворота Удун-Бассалыка пятерых его запоздавших воинов. — И обращаясь к телохранителям, добавил: — Удавите их, помогите им очистить себя.
Приговоренные пытались сопротивляться, кричали, но их быстро скрутили, накинули на шеи плети и задушили, положив рядком перед Ассагаем.
Он неспешно допивал чай, посматривая на трупы с посиневшими лицами и выпученными глазами, пока телохранители собирали рассыпанное по траве серебро и складывали в другую суму, потом поднесли все сабдаю.
