— Мальчик или девочка? — с трудом выговорил Чертанов, даже не пытаясь переводить шефу такое предложение.
— Это еще маленький ребенок, Серге, он пока что не мальчик и не девочка, — снисходительно объяснил Неосто.
Каждый мбумбу непременно проходит три этапа взросления. Первый в пять-шесть лет — ребенка торжественно объявляют мальчиком или девочкой и выдают соответствующую одежду (до этого возраста все дети бегают голышом). Второй в десять-двенадцать — ребенку дают имя (до этого к нему обращаются просто «эй, ты» или по кличке). И, наконец, третий в семнадцать-восемнадцать — молодого мбумбу нарекают взрослым и женят (или выдают замуж). Ни о какой любви и свободном выборе даже речи не идет — шаман спрашивает совета у духов и, согласно их решению, распределяет юношей и девушек по парам. Правда, женами разрешается обмениваться или продавать их — если шаман не против. А самые хитрые попросту делают шаману хороший подарок, и духи благосклонно назначают им самых завидных невест/женихов.
Про детей Чертанов шефу, конечно, не сказал. А вот остальные товары Колобкова заинтересовали, и они с вождем больше часа обсуждали все детали, ожесточенно торгуясь за каждый гвоздь.
— Horosho! — наконец сказал Неосто, уже успевший выучить несколько русских слов. — Скажи своему вождю, Серге, что я скажу людям о большом торге — завтра все принесут то, что согласны обменять. Я куплю примерно половину этой кучи — остальное возьмут другие люди.
— Лажука! — кивнул Колобков, также успевший запомнить десяток слов мбумбу. — Серега, переведи папуасу, чтоб еще прислал грузчиков — вытащить это добро. И чтоб по карманам ничего не совать, а то Гюнтер у них всю деревню зачистит!
Это, последнее, Чертанов переводить не стал, но все же намекнул вождю, что землян лучше не обманывать, а то получится, как с Бунтабу…
— Может, еще пивка на дорожку? — предложил Колобков, ведя своего нового друга.
— Да, да, обязательно еще! — согласился Неосто, даже не дослушав перевод. — Такое хорошее питье, как вы его делаете?
— А я тебе рецепт дам, — с готовностью предложил Петр Иванович. — Серега, переводи: берешь солод…
— А что такое «солод»? — тут же спросил вождь.
— Солод… ну, это ячмень. Берешь проросшие зерна, очищаешь от ростков, сушишь, и получается солод…
— А что такое «ячмень»?
— Эх, да у вас тут ячменя, что ль, нету? — присвистнул Колобков.
— Да, в их языке нет такого слова, — подтвердил Чертанов.
— Эх вы, бедолаги… Тогда извините. Если б заранее знать, я бы вам семян привез… хотя погоди-ка. Братва лихая, шнель, сбегайте на кухню, спросите у бабушки ячменя. Может, есть все-таки…
— А чего я?… — одновременно заныли близнецы.
— А того, что я вам сейчас влындю. Серега, скажи папуасу, чтоб не горевал — обеспечим мы ему ячмень.
— А хмель? — равнодушно спросил Чертанов. — У них и хмель тоже не растет.
— Тьфу, все не слава богу! Хмель, хмель… Светулик, откуда этот хмель берут?
— Не знаю.
— Как это «не знаю»?
— А так и не знаю. Пап, я тебе что — живая энциклопедия?
— Ладно, не надо. Серега, спроси у папуаса, чего он так жмется?
Вождь Неосто, тихо постанывая и переминаясь с ноги на ногу, объяснил, что он немножко перепил пива, и теперь ему срочно надо бежать до отхожего места, иначе он рискует превратиться в чумбуи-леки. А отхожее место на Магуке расположено так же далеко от частокола, как и на Бунтабу.
— Гы-гы, вот уж проблема-то! — расплылся в улыбке Колобков. — Серега, скажи папуасу, чтоб шел в наш гальюн и спокойно избавлялся от зла.
Неосто въедливо поинтересовался, очищено ли их отхожее место от плохих духов, не рискует ли он подцепить там скверну? Это ведь дело такое — где попало нельзя, а то осквернишься по нечаянности и все, жизнь, считай, закончена. Чертанов заверил его, что очищено самым лучшим шаманом, годится для любого мбумбу.
Вождь ему не поверил. Но мудро рассудил, что все равно никто не узнает, так что ничего страшного. А если кто-нибудь спросит, он будет все отрицать.
— Вон туда беги, — указал Колобков. — Та дверь, железная. И смыть потом не забудь.
Чертанов открыл было рот, чтобы перевести, но вождь уже бежал со всех ног. Он резко залетел в дверь… и оттуда послышался дикий вопль разъяренной великанши. Неосто вылетел в коридор, как пробка из бутылки шампанского, а следом появилась покрасневшая от гнева Матильда Афанасьевна.
— Это что ж это такое, а?!! — уперла руки в бока грозная теща. — Порядочной женщине уже нельзя уединиться, как всякие черножо… негры подглядывать лезут?! А вы поулыбайтесь, поулыбайтесь, Петр Иваныч, сейчас и вам достанется! Про ужин лучше сразу забудьте — не будет вам сегодня ни черта!
— А мы у папуасов наелись, — сладенько улыбнулся Колобков. — Серега, переведи вождю, чтоб не обижался — это моя теща, у нее пружина стальная в башке.
— Я вам дам пружину!.. — еще пуще взбеленилась Матильда Афанасьевна.
А вождь Неосто поднимался на ноги. И взирал на пожилую даму с подлинным благоговением. Он глупо ухмыльнулся, потупил взор, а потом протянул руки… и тут же по ним получил.
— Убери лапы, негр! — рявкнула на него мадам Сбруева. — Петр Иваныч, а ну наденьте намордник на своего арапа!
— Теща, что с нее взять? — пожал плечами Колобков, утешая обиженного вождя. — А вы бы, Матильда Афанасьевна, изнутри запирались, ничего бы и не было.
Та только фыркнула.
— Кто это был, Серге? — торопливо спросил вождь, провожая удаляющуюся корму Матильды Афанасьевны влюбленным взглядом.
— Теща нашего вождя.
— Теща — это мать жены? — уточнил Неосто. — Ай, такая красивая женщина и такая уродливая дочь!
— Да, супруга у Петра Иваныча ничего для своего возраста… дочь?! — поразился Чертанов. — Вы имеете в виду…
— Сам Фотороксто, да славятся его плечи и чресла, не отказался бы от такой жены! — облизнулся вождь. — Серге, спроси у своего вождя — пусть отдаст мне свою тещу в жены, а?!
Чертанов почувствовал, что ему нужно присесть. Хотя подумав, он понял, что по меркам племени Магука Матильда Афанасьевна действительно смотрится писаной красавицей — особенно в плане фигуры. А уж что прельстило вождя больше всего — так это ее усы. Усы у женщины считаются в Магуке высшей степенью привлекательности — именно их призвана символизировать черная полоска на верхней губе. Но, конечно, настоящие ценятся в сотню раз дороже.
— Она хоть и белая, но это ничего, — торопливо сказал Неосто. — Шаманы говорят, у Фотороксто, да славятся его плечи и чресла, тоже была белая жена. Это ничего. Белая жена с красотой богини… хвала тебе, Фотороксто, да славятся твои плечи и чресла!
