Их оказалось трое — самоуверенных темных, решивших устроить допрос первогодке. Причем, судя по нашивкам на мантиях, только один из них был с пятого курса и получил право носить на груди черную полоску, обозначающую род его будущей деятельности. Именно он-то, на правах старшего, и вошел в мою скромную обитель первым.
Их лиц, правда, я не увидел — адепты предусмотрительно надели маски в виде оскаленных звериных морд. Наверное, предполагалось, что они будут выглядеть устрашающе, но лично у меня обведенные черной краской прорези для глаз, клыкастые ухмылки и мазки светящейся в темноте вытяжки из семян астериса не вызвали ничего, кроме скептической усмешки.
Хотя стоит признать, что задумка была неплохой, — мальчишки, не полагаясь на магию, подумали даже о таких мелочах. И не только надели бесформенные балахоны, под которыми нельзя было различить особенности фигуры, не только притащили меня сюда оглушенным и забросили на алтарь, но еще и установили над комнатой полог тишины. Теперь меня можно будет тут на куски резать, и никто снаружи не услышит.
Способные мальчики, не правда ли?
— Ну, здравствуй, Невзун, — сказал Алес, остановившись в паре шагов от алтаря. — Наслышаны о тебе. Надо сказать, для первогодки ты сумел неплохо себя показать.
Я прищурился, изучая довольно средненький дар паренька, и хмыкнул.
— Вот спасибо. Надеюсь, это не зависть заставила вас пригласить меня на интимную беседу?
— Нет, — усмехнулся под маской сопляк. — У нас просто есть к тебе пара вопросов.
Я поразмыслил, не пора ли разочаровать мальчика, но потом решил обождать с откровениями и, улегшись поудобнее, заявил:
— Я весь внимание, господа. Что вам угодно?
— А он наглый, — удивился молчавший до этого парень слева. — Эй, мелкий, не смущает, что ты тут совершенно один?
Я улыбнулся, чувствуя, как бурлит внутри украденная сила.
— Вы же не собираетесь меня убивать?
— Мы еще не решили, — зловещим голосом сообщил второй и словно невзначай щелкнул ногтем по лезвию висящего на стене разделочного ножа. — Но если будешь хорошо себя вести, мы, возможно, тебя отпустим… конечно, после того, как сотрем память, чтобы ты забыл обо всем, что тут случилось.
— А вы что, умеете? — удивился я.
— Не волнуйся: ты об этом все равно не вспомнишь, — пообещали мне, снова демонстративно потревожив один из пыточных инструментов, который отозвался на щелчок похоронным звоном. Следом за ним недобро клацнули сомкнувшиеся щипцы, а затем звякнула снятая со стальных крючьев ржавая пила. — Собственно, ты вообще ничего об этом вечере не вспомнишь. Ни про нас, ни про эту комнату, ни про инструменты, с которыми, возможно, скоро познакомишься поближе…
Ой как страшно. Сейчас обмочусь.
— Надеюсь, вы их хотя бы погреете? — с беспокойством осведомился я, для наглядности зазвенев цепями. Ничего так получилось, мелодично. Как раз в тон к согнутой и потом распрямленной пиле. — А то, знаете ли, я холода боюсь. Терпеть не могу, когда к коже прикасаются ледяным железом.
В комнате на миг воцарилась недоуменная тишина, а потом Алес справился-таки с растерянностью и, переглянувшись с остальными, недобро пообещал:
— Погреем, конечно. Не переживай — так погреем, что тебе еще и жарко станет. Шо… э-э-э… Эй, кто-нибудь, разожгите огонь и бросьте туда иглы! Наш гость не любит холодное, так что уважим его, парни, и раскалим их докрасна.
Я скосил глаза на стоявшее в углу ведро, рядом с которым еще пару минут назад слышался крысиный писк, и мысленно восхитился: и правда предусмотрительные детки! Внутри, судя по скорости разгоревшегося там огня, находились заранее принесенные угли, сбрызнутые каким-то горючим раствором: вспыхнули они мгновенно, от одной искры, и тут же засветились алыми сполохами, придавшими секционной еще более зловещий вид.
Я чуть не закашлялся, когда к столу подошел один из малолетних умников, демонстративно поигрывая разделочным ножом.
— Имей в виду: светлая магия тут не работает, — весомо обронил он, поднося лезвие к моему лицу. — И это не шутка, Невзун. Ты действительно влип. Никто не будет тебя искать, и сбежать отсюда ты тоже не сможешь. Ты слаб, обездвижен и полностью в нашей власти, сечешь?
Я изобразил напряженную работу мысли.
— Что, серьезно?
— Более чем, — холодно подтвердил адепт, коснувшись острым кончиком моей щеки и надавив так, что на коже выступила крохотная капелька крови.
— Какие вы гостеприимные хозяева, — криво улыбнулся я, чувствуя, как она медленно стекает по скуле. — Знал бы раньше, что с вами так весело, непременно напросился бы в гости…
— Приходи, когда пожелаешь, — тихо прошептала маска, наклонившись к самому моему уху. — Нам всегда не хватает подопытного материала. Лично я буду рад тебя видеть снова. В качестве добровольной жертвы для своего алтаря. Идет?
— Какой умный… неплохим мэтром станешь, наверное. Если, конечно, доживешь.
— Я-то доживу, — так же тихо и зловеще пообещала маска. — А вот твои шансы уцелеть невелики. Так что прикуси язык, пока его не отрезали, и не вздумай меня раздражать — хуже будет.
— Хорошо, не буду, — кивнул я, тихонько пряча под мантией сломанные браслеты. — Но, должен признать, с алтарем вы здорово придумали. И обстановочка тут ничего: темнота, тишина, пыточные инструменты повсюду… настраивает, знаете ли, на мирный лад. Кажется, я не первый, кого вы тут допрашиваете?
Маска легонько качнулась и отодвинулась.
— Конечно. Можешь даже порадоваться — на других мы только оттачивали свои навыки, пробовали, так сказать. А уж к тебе отнесемся со всем положенным вниманием.
Я быстро покосился на отступившего к стене Алеса, который, судя по активности дара, пытался считать мою ауру и поэтому не вмешивался в разговор, а затем на второго парня, с нежностью перебиравшего пыточные инструменты, и заинтересованно осведомился у своего «мучителя»:
— И много их было? Скольких вы склонили к сотрудничеству, прибегая к столь весомым аргументам?
Тот только хмыкнул, довольно уверенно проведя кончиком ножа по моему горлу.
— Тебя не касается.
— Наверное, у этих бедолаг не было возможности отказаться от столь настойчивого приглашения к разговору? — печально предположил я, чувствуя, как на коже проступило еще несколько капелек крови.
— Еще бы, — самодовольно усмехнулся адепт, опуская лезвие ниже и легонько надавливая острым кончиком на грудину. — Так же, как и у тебя. Смекаешь?
Я только вздохнул.
Как же тяжело с дураками… хоть бы раздели меня, что ли? А то что за безобразие — лежу на алтаре в ботинках! Неуважение к профессии, однако. К тому же в таком виде меня не получится прирезать, не испортив одежды, да и уязвимых точек на теле не видно… А я ведь должен вернуться в свою комнату таким же, каким оттуда ушел, — целым и невредимым, в чистой, неповрежденной одежде, чтобы не вызывать ни у кого подозрений.
