— Тоже верно, — улыбнулся я, притягивая Листицу к себе и целуя, сперва в макушку, а потом и в губы. — Но я постараюсь не заблудиться… Уверен, коровы оставили для меня много меток… Больших и пахучих.
Наверное, следовало проститься более нежно. Права ведь… Кто его знает, как судьба распорядится, но я никогда не был силен в печально-торжественных мероприятиях, справедливо полагая вслед за песней: что «долгие проводы — лишние слезы». И все-таки уйти по-англицки не получилось. Во дворе, виновато переминаясь, меня дожидались остальные. Похоже, дальше порога мне не удалось их выпроводить.
— Это еще что такое? Бунтовать понравилось? Или я невнятно объяснил, кому и что делать?
— Не горячись, командир, — паче чаяния вперед высунулся не Титыч, а Свист. — Ты в своем праве распоряжаться, никто и не спорит… Но мы тут подумали… все вместе…
— Да? И что родилось в результате коллективных потуг? — попытался я придать голосу максимум раздраженности и насмешливости.
— Возьми меня с собой, Владислав Твердилыч! Очень прошу. Не дело самому… Ты же рейнджер, командир. Наше правило лучше меня знаешь.
— Считаете: один ум хорошо, а два сапога пара? — Я по-прежнему пытался супить брови, но на душе потеплело. Это ж они обо мне заботятся.
— А то, — смысл прибаутки понятен без перевода. — Родя не хуже меня Дорофею все объяснит. Старик понятливый. Да и зауважал он тебя сильно, так что возражать не будет. Как с благородным держался, мы же видели. И с Подборьем ничего не случится, если они еще пару деньков побудут в неведении, что власть сменилась.
— Скажи лучше: самому на месте не сидится?
— Это тоже… — согласился Свист. — Ты меня, когда исцелял, словно сил прибавил. Так бы и…
— Ладно, пусть будет по-вашему. Пойдем, Свист, прогуляемся к озеру вместе. Только, уверяю вас, други, пустая это затея. Никаких подвигов и приключений не предвидится. Ты как, готов? Или взять чего хочешь?
— Готов, командир, — рейнджер указал на такую же котомку, как и у меня, лежавшую чуть поодаль. И сам того не подозревая, процитировал мудреца Бианта. — Я все свое всегда ношу с собой.
— Тогда вперед. Ярополк Титыч, ты в любом случае остаешься за старшего на всей вверенной мне территории. И чтоб больше никакой само… Без глупостей, одним словом.
— Можешь не сомневаться, Влад, — с каким-то особым почтением поклонился староста. — Все сделаем чин по чину. Будешь себе доволен.
Вот так и воздвигают людям при жизни памятники, а потом удивляются, почему у тех такие чугунные души и бронзовые сердца. Как воротимся, надо будет обязательно провести воспитательную работу среди населения по вопросам чинопочитания и о вреде культа личности. Сказано ж: не придумывайте себе идолов и кумиров. Но сейчас не до этого. Я многозначительно пожал руки Титычу и Роде. Похлопал принципа по плечу, показал всем кулак. Не угрожающе, а в смысле «No pasaran». Но если поняли иначе — тоже ничего страшного. Потом круто повернулся и бодренько затопал, как в книгах пишут, в сторону восходящего солнца.
* * *
Буренки и в самом деле расстарались. Оставили сразу за деревней такой след, что сбиться с пути было практически невозможно. Пастухи не торопились, поэтому стадо, что называется, прогрызло себе дорогу в густом разнотравье, уже успевшем подняться после последнего сенокоса.
Примерно час мы со Свистом шли молча. Я собирался с мыслями, а он, наверное, не решался потревожить погруженного в размышления командира. Но то ли мысли мои категорически отказывались собираться вместе, то ли их было слишком много, и они выталкивали друг дружку из головы, но я никак не мог сосредоточиться на чем-то одном. Калейдоскоп из разнообразных картинок так и мельтешил перед глазами. То боги начинали играть в чехарду, наперебой выгораживая себя и обвиняя во всем других. То гоблины коварно отбирали у меня честно заработанные деревни… То я мгновенно старился, едва ступал за запретную черту Мрачной рощи. Даже студентки, с которыми я ехал в том роковом автобусе, ни с того ни с сего начали упрекать меня, что я их бросил одних в чужом мире, а сам пристроился под боком у Листицы. При этом сама Листица сидела рядом со своей белокурой копией, мяла передник и загадочно улыбалась а-ля Мона Лиза.
— Слышишь, командир, — Свист держал меня за плечи, почему-то стоя спереди. — Тебе бы вздремнуть чуток. На ходу ведь засыпаешь. Ну какой из тебя боец? Тем более — переговорщик. С троллем говорить начнешь, язык заплетаться станет. Он же ничего не поймет. А? Давай прямо здесь остановимся. Спи и ни о чем не тревожься. Я покараулю. А как солнце на два пальца за полдень свернет, разбужу.
Он говорил что-то еще, но я уже не прислушивался. Теплый, нагретый солнцем и костром, мелкий речной песок так мягко уложился под щеку, как не всякой подушке удастся. Я еще попытался удивиться, почему песок, а не трава, но потом решил не привередничать и крепко уснул…
Проснулся от того, что какой-то твердый предмет надавил бок. Не открывая глаз, я попытался нашарить под собой помеху здоровому отдыху, но не тут-то было. Во-первых, нарушитель сна оказался не подо мной, а — на мне. В том смысле, что находился где-то в моей одежде, в районе пояса. А во-вторых, он непонятным образом так ухитрился запутаться в складках ткани, что достать его оттуда, не просыпаясь, мимолетным движением руки не представлялось возможным. Тогда я схитрил — взял и перевернулся на другой бок. Раздражающее ощущение исчезло, но вместе с вращательным движением тела с «паузы» снялись и мои мысли.
«Мои мысли, мои скакуны! Словно искры зажгут эту ночь…»
Я спешно хлопнул себя ладонью по боку и окончательно уверился, что рекомый нарушитель внутреннего распорядка — не что иное, как огне-камень из почки, в смысле — отпочковавшийся от Пса Ада. А с учетом последних происшествий и особенно того обстоятельства, что из сна я вывалился не где-нибудь, а прямо у личной Неопалимой Купины, следовало предположить, что это «ж-ж-ж» неспроста.
Повинуясь наитию и логике, я все-таки добыл беспокойный голыш из-за пояса и осторожно катнул его в сторону костра. Совсем легонько. Но камушек покатился к огню так ровно и уверенно, словно был бильярдным шаром, спешащим в лузу. Не оставляя мне времени передумать и схватить его. Мгновение — и голыш нырнул в пламя костра…
Я даже зажмурился, на всякий случай. Инстинктивно… Прекрасно понимая, что если рванет, то…
Пламя загудело чуть громче, басовитее, словно кто-то шире приоткрыл заслонку на подаче топлива, и все. Никаких других звуковых изменений не произошло. Я еще посидел так немного, прекрасно понимая, насколько глупо подобное поведение для взрослого мужчины. А потом открыл глаза.
