— Мудро, — съязвил Сареван. — Интересно, кто-нибудь имеет представление о том, насколько ты умен?
Золотые глаза затуманились.
— Тело принца принадлежит его народу. К его разуму это не относится.
— Но, кажется, они и не подозревают, что у тебя есть тело. — Плоть, — сказал Хирел. Он вытянул руку. Солнечные лучи разбивались о прутья решетки, разбрасывая по волосам юноши золотистые искорки, высвечивая то кровоподтек, то зажившую царапину, то старый побелевший шрам. — Кровь и кости. Человеческое тело. Когда я стану императором, у меня не будет даже этого. Я стану воплощением истинного королевского образа.
Сареван поежился в душном жарком воздухе. Он чувствовал себя очень уязвимым. В горле у него пересохло, лицо зудело, в теле не стихала боль. Он сказал:
— Когда ты станешь императором? И ты думаешь об этом сейчас?
Хирел улыбнулся. Это была не слишком приятная улыбка. — Я добьюсь этого. Я всего лишь пленник, а не мертвец. Я не сдамся. И никого не прощу. — Мне жаль твоих врагов. — И правильно. — Хирел все еще улыбался.
* * *
На закате их носилки остановились. Сареван не проронил ни слова в течение долгого времени: он опасался, что не выдержит и завоет как зверь. Ему и раньше доводилось попадать в темницу. Его запирали в наказание за то, что он был магом и жрецом. Но тогда у него была сила. Он всегда был внутренне свободен. Ему не надо было бороться, чтобы дышать, чтобы думать, чтобы оставаться самим собой и не поддаваться безумной панике.
Раздался скрип засовов, и дверь открылась. Не в силах больше терпеть, Сареван ринулся к свету. Путь ему преградили человеческие тела. Он отбросил их прочь и наткнулся на камень. Стена. Ворота…
Его обступили люди. Он боролся с ними. Их оказалось слишком много, и все они были вооружены. Его руки могли только отталкивать их, но не могли никого сразить. Саревана схватили, связали и втащили в какую-то комнату.
Там уже был Хирел, одетый с головы до пят, и попивал вино из кубка. К счастью, помещение оказалось довольно просторным.
Тюремщики Саревана втолкнули его внутрь и заперли за ним дверь. Он, задыхаясь, упал на пахнущие плесенью ковры, но снова обрел способность мыслить разумно. Веревки жестоко стягивали его запястья. Он чувствовал, как пульсирует в жилах кровь.
Хирел встал возле него на колени и начал возиться с узлами.
— Наши тюремщики просто потрясены твоей великолепной свирепостью, — сказал он.
— Это не тюрьма, — осторожно сказал Сареван. — Мой разум не может преодолеть эти стены. Мне душно внутри; мне душно снаружи.
Возможно, Хирел не понимал его. Или, и это могло быть намного хуже, понимал.
— Ты не создан для запечатанных дворцов, — заметил он. Сареван вздрогнул. Он попытался стать веселым, перестать думать о мрачном.
— Может быть, наши тюремщики надеются, что я до смерти изобью тебя?
— Это было бы весьма выгодно, — сказал Хирел. — Кому?
Юноша пожал плечами. — Я спросил. Но мне не ответили.
Мало-помалу узлы поддались, и веревки упали на пол. Сареван лежал и старался подчинить своей воле онемевшие руки.
Хирел наблюдал за ним, сидя на корточках. Наконец он схватил одну руку Саревана и умелыми пальцами вернул ее к жизни.
— Я не видел ни нашего маленького мага, — сказал он, — ни нашего серого охотника.
Плен совсем истощил мыслительные способности Саревана. Чтобы понять, о чем идет речь, ему пришлось напрячься. В его душе расцвела надежда — и сразу умерла.
— Погибли. Или бежали.
— Вероятно. — Хирел занялся другой рукой Саревана. — А мы нужны им живыми. Когда ты вырвался, они не попытались убить тебя. Они скорее отпустили бы тебя, чем применили оружие.
— Значит, мы заложники? — Ирония ситуации поразила Саревана, и он рассмеялся, несмотря на боль. — Ну, для меня это даже неплохо, пока каждый в Асаниане готов схватить меня, — рассудил Сареван. — Но вот ты…
— Я думаю, они не узнали меня, — сказал Хирел. — Все еще не узнали.
Он решительно встал. Сареван приподнялся и открыл рот, чтобы ответить, но тут Хирел шагнул к двери и заговорил. Он повысил голос ровно настолько, чтобы его было слышно за стеной, но звучание этого голоса изменилось так, что волосы встали дыбом на затылке Саревана. Ему еще не доводилось слышать двенадцать тонов высокого асанианского языка, примененных с таким тонким мастерством, которое граничило с истинным искусством.
— О ты, кто охраняет эту дверь, поспеши к своему хозяину и передай ему: принц, стоящий выше всех принцев, будет говорить с ним.
Снаружи не донеслось ни звука. Хирел вернулся в центр комнаты, уселся на гору подушек и снова взялся за кубок. Свободной рукой он указал на столик, стоявший рядом с ним. — Ешь, — велел он.
Сареван с большой охотой повиновался, хотя и был осторожен, не доверяя асанианским соусам. Он почувствовал, что соскучился по доброму жаркому из мяса дикого оленя, по плодам, вкус которых не испорчен специями, по простому крестьянскому сыру. Даже язык, на котором он всегда с удовольствием общался с Хирелом, превратился для него в нечто обременительное. Он молча поел, почти не чувствуя вкуса, только чтобы успокоить желудок, и выпил кислого асанианского вина. Затем принялся бродить по комнате, достаточно просторной, но лишенной окон. Он снова готов был сломаться. Гнев уже не помогал ему. Неужели Высокий принц Керувариона превратится в обезумевшее животное всего из-за нескольких часов заключения?
Загремели засовы. Сареван резко повернулся, чуть не потеряв равновесие. Дверь хлопнула. На пороге появились вооруженные люди. Они прошли мимо Хирела, не глядя на него, и окружили Саревана.
— Не прикасайтесь к нему, — произнес Хирел, снова используя свое мастерство интонации, весьма близкое к колдовству.
Стражники замешкались. Сареван не двинулся с места. Они направили вперед свои копья, но ни один из них не прикоснулся к Саревану и ничем не угрожал ему. Внезапно Сареван улыбнулся и привалился спиной к стене, скрестив руки на груди. Он заметил, что люди не смотрят на него. Они очень старались не делать этого. Самый высокий из них едва доставал ему до подбородка. Самый низкорослый вынужден был смотреть вверх или вбок или вообще закрыть глаза, чтобы они не наткнулись на то, чего он очень старался не замечать.
— В чем дело? — спросил его Сареван. — Ты никогда прежде не видел мужчину спереди?
Асанианец побагровел, но не стал мстить при помощи копья. Сареван выразил ему свое восхищение по этому поводу. Тот покраснел еще сильнее и грозно нахмурился.
Когда стало ясно, что комната надежно охраняется доблестными воинами, капитан вернулся к двери и поднял меч в приветствии. Все его воины, за исключением тех, кто обступил Саревана, ударили клинками о щиты и преклонили колени.
