В городе, да и за стенами от ночного снега не осталось и следа. Эдгар никак не мог привыкнуть к этой зиме: изморозь на закаменевшей от холода земле и больше ничего: ни сугробов до колена, ни пушистого одеяния на деревьях. Было в этом что-то неправильное, несмотря на то что по морозам ученый отнюдь не тосковал. Может быть, в горах и вправду лежит снег, будет хоть повод вспомнить, что такое настоящая зима. Склоны казались близкими, протяни руку, и коснешься, но на деле пришлось проехать больше часа, прежде чем дорога резко устремилась ввысь.
— Весной здесь цветут тюльпаны, — сказала принцесса. — Надо будет обязательно съездить. Попрощаться. Ведь в Агене их нет?
Эдгар помолчал, припоминая.
— Нет, тюльпанов не видел, я почти не был за городом. Но у дворца твоего жениха резная ограда увита розами. Ты сможешь любоваться ими каждое утро, пока не отцветут.
— Неравная замена. Розы есть и во дворце моего отца.
— Правда?
— Правда. Ты так и не научился видеть.
— Таким уж я уродился, принцесса.
Мало-помалу деревья вдоль дороги становились все ниже, а потом и вовсе исчезли, уступив место кустарнику, который сейчас напоминал неопрятно натыканные метелки из голых прутьев. Зато появился снег. Хотя, если бы Эдгара спросили, тот бы ответил, что снегом назвать это недоразумение, лежащее слоем едва ли в полдюйма, может назвать лишь тот, кто не видел снега настоящего. К счастью, его никто не спрашивал, а принцесса радовалась, как девчонка, собирая в горстку снежинки с камня. Она перестала взвизгивать от непривычного холода и только любопытно смотрела, как белые хлопья превращаются в прозрачные капли. Стряхивала их с ладошки и собирала новую горстку. Наконец эта забава ей надоела, и девушка снова натянула шитые жемчугом перчатки.
Они миновали перевал и спустились в долину. Вдоль дороги появился ручей. Поток то сужался до локтя, обрушивался с каменных уступов, то растекался на добрых три ярда по мелким галечным россыпям. Снова выросли деревья. А еще в долине был снег. Пушистый слой в пол-локтя толщиной. По мнению Эдгара, и это трудно было назвать «настоящим» снегом — но все лучше, чем раньше.
Принцесса придержала коня.
— Помоги, пожалуйста.
Эдгар удивился: обычно ей помогал спуститься один из телохранителей. Ученый спешился. Талья спрыгнула на землю, едва опершись о протянутую руку — не попроси она, Эдгар был бы уверен, что помощь девушке не нужна и эта мимолетная опора лишь дань этикету. Велика трудность — спуститься с коня, вот взобраться в седло, даже мужское, невысокой девушке действительно сложно, без помощи не обойтись. Что уж говорить о дамской посадке. По правде говоря, всадницы в дамском седле каждый раз напоминали ученому о курах на насесте, как ни корил он себя за столь непочтительное сравнение. А уж о том, как они ухитрялись удержаться на конской спине, и вовсе оставалось только гадать, как ни крути, дощечка под ногами — отнюдь не надежная опора. Со стременами уж точно не сравнить.
С другой стороны, Эдгар до сих пор был уверен, что женщина в мужском седле выглядит чудовищно неприлично. Он только недавно научился смотреть в лицо принцессе, а не в небо или на землю… словом, куда угодно, только не на обтянутые штанами ноги, обнимающие конские бока. Здесь вообще не знали дамского седла, появившегося в Агене вместе с завоевателями.
— Спасибо, — сказала принцесса. — Скажи, как играют в эти ваши… снежки?
— Просто кидают друг в друга и все. — Ученый не на шутку опешил. Уж, казалось бы, давно должен был привыкнуть к странным вопросам, а поди ж ты, каждый раз изумляется, как в первый.
— И все?
— Ну да. Это же не турнир. Не состязание. Просто забава.
Оказалось, лепить снежки она тоже не умела, и ученому пришлось потратить добрую четверть часа на то, чтобы объяснить, как из горсти снега получается ровный шар. А потом трястись от страха: не ровен час, засветит во всей дури в высочайшее око. Хорошо, если синяком обойдется.
— Ты чего такой… как деревянный? — спросила Талья.
— Боюсь, — признался ученый. — Зашибу ненароком.
— Ерунда какая, — рассмеялась она. — Это на ваших барышень дунешь — упадет, а я нормальная. Не поддавайся. Я приказываю.
Приказывать она, конечно, могла сколько угодно, но трудно в полную силу состязаться с созданием ниже на голову и в два раза меньше. Примерно так Эдгар и сказал — и тут же получил снежком по лбу. Чтобы не задавался, объяснила принцесса.
Эдгар перестал «задаваться» и обнаружил, что девушка и в самом деле не слишком-то нуждалась в его снисходительности. Маленькая, быстрая и верткая: поди попади. А еще она где-то наловчилась кидаться, попадая почти без промаха. Будь на месте принцессы юноша, Эдгар бы не стал спрашивать, что да как: общеизвестно, что воинские упражнения делают тело не только сильным, но и ловким. Но у девушек другие заботы, и потому Эдгар спросил, едва принцесса остановилась перевести дух.
— Есть такая игра, — сказала принцесса. — Нужно сперва отбить мяч палкой… а потом убежать, а другая сторона кидает в тебя мяч, и нужно, чтобы не попали.
Она начала было объяснять правила, но ученый быстро перестал понимать, что к чему: поди пойми на слух, где «город», а где «кон» и куда, собственно, бежать. И девушка махнула рукой.
— Надо как-нибудь народ собрать и поиграть. Тогда поймешь. — Она улыбнулась и вдруг сникла. — Хотя нет, не получится… опять поддаваться начнут, чтобы принцессу не обидеть. Приказывай, не приказывай, без толку. Пока братья были живы, хорошо получалось: двое с одной стороны, трое с другой, хочешь не хочешь, а приходилось в полную силу играть. А сейчас…
Она снова махнула рукой и начала стряхивать снег с одежды.
Эдгар не стал спрашивать, что случилось с братьями. Когда в город приходит мор, ему все равно, в хижине или во дворце живут его жертвы. Поговаривали, болезнь принесли после очередной стычки с Каданом. Тогда армии долго стояли друг против друга по разным берегам реки, а потом враги вдруг снялись и ушли, оставив на месте лагеря десятки непогребенных тел. Правда то, или нет, но за неделю король лишился четверых сыновей и жены. И когда выздоровела дочь — сговорил ее за герцога Авгульфа.
Девушка меж тем отряхнулась и начала спускаться к речке.
— Принцесса, куда ты? — спохватился Эдгар.
— Пить хочу.
— У меня есть вода в во фляге.
— Я хочу холодную, — отмахнулась она. — В няньки решил податься?
Эдгар счел за благо замолчать, не дожидаясь пожелания не лезть не в свое дело. Говорят, от ледяной горной воды сводит руки и ломит зубы даже в летнюю жару, не только зимой, но, в конце концов, ему-то что до того? Хочет мерзнуть — пускай себе…
