Насколько он знал, Дагобер вот уже с месяц как перестал мотаться между родительским дворцом и новыми владениями, прочно осев в замке. Когда сам Рамон вернулся из города, маркиз заезжал в гости, визит нужно было вернуть. Дагобер, помнится, сказал «в любое время» — так почему бы и не сейчас. Напоит, правда, а потом по бабам потащит… Ну и пусть. Хранить верность больше некому, а крестьянки бывают очень даже ничего.
Дагобер и вправду рад был видеть знакомое лицо. Велел выставить на стол угощенье, да и вином не обделил. Долго жаловался на то, что в этой глуши и одичать недолго. Земли много, хорошо, конечно, но пока до соседа доедешь, возвращаться пора. Увеселений никаких — на охоту вот пару раз выбрался… кстати, в следующий раз Рамон должен быть непременно. Ни пира не закатишь, про балы и говорить нечего — женщин кругом почти нет. Понятно, конечно, что все младшие сыновья неженатые да безземельные, кто еще согласится за морем воевать, но это ж рехнуться можно, когда и приударить не за кем.
— А эта, твоя… — перебил Рамон. — Как ее там…
— Бертрада? Так я из-за нее тут и сижу. Представляешь, решила, будто я на ней женюсь, проходу не давала. Ну скажи: ты бы стал жениться на девке, прижившей приплод невесть от кого?
— Уверен, что не твой?
— Если она мне дала, что мешает дать кому-то другому?
Рыцарь пожал плечами:
— Ничего. Кроме совести.
— Какая совесть может быть, если уже ноги раздвинула? Это вам не привыкать ублюдков кормить, а я не хочу. Да и не пара она мне, сам понимаешь. Отец корону наденет, я наследую, на ком попало жениться не дадут.
Рамон кивнул. И в самом деле — не дадут. Сговорят со знатной девицей или из агенской хорошей семьи, или и вовсе из Белона. Девственницей, само собой.
— И будешь от жены гулять направо и налево.
— Так удаль молодцу не в укор, — ухмыльнулся Дагоберт. — Кстати… Глянулась мне тут одна в деревне. Съездим?
— Что мне там делать, свечку держать?
— Пусть подружку приведет, да посговорчивей. Сейчас мальчишку пошлю, передать, что едем. А мы с тобой пока ответа ждем, еще выпьем. Погоди, сейчас буду.
Пока Дагобер отсутствовал, появился слуга, сменил пустые кувшины с вином на полные, поставил блюда с дичью. Рамон в ожидании хозяина занялся едой: мало радости трепать языком на пустой желудок, а маркиз вернется, опять трещать начнет. Неужто и в самом деле общества не хватает?
— Представляешь, неделю ее обхаживал, как дурак, — сказал вернувшийся Дагобер.
— Крестьянку? — не поверил Рамон.
— Ну да. Дома бы, конечно, все по-другому было, а здесь пока нельзя… Ну вроде сговорились. Сейчас посмотрим, что ответит.
— Давай, я лучше к себе поеду? — предложил рыцарь, которому, признаться, начинал надоедать и разговор, и изрядно поднабравшийся приятель. Если продолжит напиваться с такой же скоростью, в седле не удержится. Вот веселья будет.
— Нет, — протянул Дагобер. — Ты мой гость. Значит, я тебя должен напоить, накормить и развлечь. Так что поехали развлекаться.
Они еще поговорили о делах. Маркиз сетовал на то, что хороших каменщиков днем с огнем не сыщешь — привыкли к дармовому лесу. И замок из-за этого медленно строится, приходится жить «как мужик какой-то». На взгляд Рамона, дом, в котором они расположились, срубили добротно. И ничего зазорного в такой жизни не было, ну да не спорить же. В свою очередь рыцарь посетовал на лентяя-кастеляна, без господина неспособного занавески выбрать, раз уж гобеленов тут не ткут. Сошлись на том, что за чернью глаз да глаз нужен, волю дай — распустятся, работать перестанут. Потом Дагобер сказал, что не иначе батюшка гневался, когда дал землю так далеко от города. Рамон ответил, что маркиз ничего не понимает: вблизи города вся земля поделена, а тут через реку — ничейная. Набирай силенок, приходи да бери под руку. Хозяин почесал в затылке и надолго замолчал. А потом вернулся мальчишка-посыльный и сказал, что девушка будет ждать и подружку привести обещала. Рамон не слишком усердно попытался отговориться — он сам не знал, почему вдруг расхотелось ехать, — но ничего не добился и махнул рукой. В конце концов, действительно, чего изображать монаха.
Дагобер хоть и был уже изрядно навеселе, но в седло взобрался без помощи. Рамон присмотрелся внимательней, удивился высоким лукам, точно кресло окружавшим всадника. Оказалось, новое столичное веяние, герцог только-только привез себе и сыну. В седло взобраться труднее, зато и вылететь из него не так просто, что для боя важно. Зачем на прогулку боевое седло? Ничего рыцарь не понимает, там золотое шитье, на солнце глаза больно. Рамон рассмеялся — действительно, куда уж ему понять, зачем ночью седло с золотым шитьем, все равно в темноте не видно. Остаток пути пришлось слушать лекцию о том, что девки как сороки — падки на все блестящее. Чем надо пользоваться и пускать пыль в глаза.
Наконец они подъехали к деревне — темной и тихой, немудрено, полночь почти. Дагобер поплутал среди домов. Потом уверенно открыл калитку.
— В дом не надо, — раздался рядом шепот. — Родители спят.
— Подружку привела?
— Привела. Пошли на сеновал.
Девушка взяла маркиза за руку, Рамон последовал за ними. Они вошли в какой-то сарай, внутри оказалось темно, хоть глаз выколи. Рыцарь хотел было возмутиться — лучину, что ли, пожалела, когда что-то огрело по затылку, темнота рассыпалась искрами и сомкнулась уже окончательно.
* * *
Здравствуй.
Поздравляю нас обоих с днем рождения. Ты еще не напился по этому славному поводу? Я уже и собираюсь добавить, так что прости за почерк. Не уверен, правда, что утром отправлю, ибо что у пьяного на языке…
Не думал, что будет так плохо. Почему-то казалось, что давно привык, что много лет как безразлично, а вот поди ж ты. Весь день, как дурак, подпрыгивал от каждого шороха, чуть не заперся в подвале, а потом не выдержал и надрался. Теперь море по колено. Главное, не кувыркнуться с лестницы, вот будет веселье.
Господи, как же мне страшно… Если весь оставшийся год, или сколько там от него получится, станет таким же — проще удавиться сразу и самому. Посмотрю, что будет завтра — просто «не думать» не помогает, точнее, получается еще хуже, как в той притче «не думай о белом тигре». Все же я полагаю, что справлюсь. Должен справиться.
Благо, есть воинское правило, которое невозможно выполнять с сумбуром в голове. Есть соседи, в беседах с которыми можно развеяться и к которым я наконец-то могу ездить когда и сколько хочется. Подумать только, сколько крови мне это стоило — но я победил. Условие предупреждать, куда еду, по сравнению с тем, что было до, — пустяки. Впрочем, не уверен, что с завтрашнего дня матушка не начнет новую осаду. Тем более что теперь у нее действительное есть все причины беспокоиться. Ничего, справлюсь. Должен справиться — иначе к чему это все? Да и доживать жмущимся по углам трусом совсем не хочется. Так что все будет хорошо.
