Прикусываю губу, чтобы не наговорить лишнего, сильно, до крови, но лучше так, чем поссориться из-за прошлого, изменить которое невозможно. Я не хочу ссориться с Рубеусом, я хочу, чтобы он обнимал меня, вот так, как сейчас, и чтобы снова было спокойно и надежно, чтобы искры по коже и… а вместо этого говорю какие-то глупости.
Сумасшедшая.
Но на вопрос он не ответил. Отстранился, и выражение лица изменилось. Чужое и холодное… Сейчас он похож на Карла, и вообще на всех остальных.
— Прости, пожалуйста, я не… не это собиралась сказать. Я… мне…
Слова, фразы и мысли запутались в один огромный бесовский клубок, и я не представляла, как справится с ним, да и с собой тоже.
— Да нет, все правильно. — Рубеус аккуратно отнял мои ладони от пиджака. Вежливый жест, но совершенно неуместный.
— Это ты меня прости, Конни. И… оденься, а то дрожишь вся, нехорошо будет, если простудишься.
Он поцеловал меня в щеку — еще один вежливый жест — и ушел.
Скотина! Сволочь! Сукин сын!
Ну и пусть убирается, я как-нибудь справлюсь. Переживу. Сама виновата, нечего было подставляться. Любви мне захотелось… романтики… счастья. Вот оно, мое счастье, полное, такое, что и ни вдохнуть, ни выдохнуть от боли.
И плакать тоже не могу.
Ненавижу!
Платье это дурацкое ненавижу… туфли… жемчуг… ожерелье похоже на ошейник и так же душит. Пытаюсь расстегнуть, но треклятый замок выскальзывает из дрожащих пальцев, и, в конце концов, просто что есть сил дергаю нить. Подарок Карла жемчужным дождем рассыпается по комнате. Пускай.
Себя тоже ненавижу. За дурацкие иллюзии, за то, что не могу жить как другие, как та же Мика, которая просто плюнула бы на все и воспользовалась ситуацией в собственных интересах.
Следующая мысль обожгла хуже пощечины. Конечно, Мика… он сейчас пошел к Мике, и…
И все-таки плакать я могу, хотя легче от этого не становится.
Рубеус.
Твои волосы пахнут ладаном…
Какой к дьяволу, ладан, ее волосы пахли инеем. Легкий аромат мороза, серебра и радостной звенящей пустоты. Такого запаха не существовало, Рубеус сам придумал его, потому что не знал, как это описать.
И сама она сама как иней. Узоры по стеклу, хрупкое совершенство, к которому боязно прикоснуться, потому что растает, убежит сквозь пальцы холодной водой. А прикоснуться хотелось. И к волосам, и к белой-белой, словно свежевыпавший снег, коже.
Шелк скользит под ладонями, дразнит, испытывая терпение…
Ее лицо совсем близко, и Рубеус, не удержавшись, провел пальцами по губам. Еще немного, и он сойдет с ума. И будет совершенно счастлив при этом.
А потом он увидел ее страх и сперва даже не понял, чего или кого она боится. Длинные пепельные ресницы нервно подрагивали, и взгляд затравленный, как у зверя, который попал в ловушку и понимает, что никогда из нее не выберется.
Страх Коннован был оскорбителен, а слезы причиняли почти физическую боль, возникло трусливое желание сбежать, оставив ее наедине со своими проблемами, но это было бы неправильно. А как правильно, он не знал.
Найти бы этого ублюдка или хотя бы имя узнать, а уж с поисками Рубеус как-нибудь да справился. Она же дрожала, то ли от страха, то ли от отвращения… а может даже от ненависти. Коннован имеет полное право ненавидеть его.
— Тогда почему не пришел? Почему? Знаешь, как мне было… — спросила она.
Знает. Он ведь слышал и почти был там, только… только в то же самое время он был здесь, в замке, строил, возводил, управлял. Пытался одолеть Карла и остаться собой. Тысяча занятий, и все как одно важные.
Больше Конни не плачет, только смотрит выжидающе. Ответа ждет. А Рубеус понятия не имеет, что ей ответить, и говорит какие-то глупости…
Какие холодные у нее ладошки, и глаза не черные — лиловые. Неправильно, но красиво. Только он не имеет права на эту красоту. Он вообще ни на что не имеет права, и поэтому должен уйти. В конце концов, на это-то сил хватит.
И все-таки ее волосы пахнут инеем…
Дурацкая фраза привязалась. И душно. Почему в этом треклятом замке настолько душно? И тошно, но не в замке, а на душе, или что там у да-ори вместо души. Напиться бы, ну или попробовать… Идея выглядела замечательной, и Рубеус отправился в библиотеку: напиваться в обществе великих мыслителей прошлого интереснее, чем просто напиваться.
В библиотеке горел свет. И вице-диктатор, оторвавшись от толстенного тома в истертом сафьяне, поинтересовался:
— Так быстро? Признаться, удивлен. Раньше утра не ждал…
Отвечать Рубеус не стал. Ответ означает разговор, а разговаривать он в данный момент не в состоянии. На низком столике батарея бутылок и блюда с чем-то съедобным.
— Ты извини, что похозяйничал… Пить будешь? Или напиваться? — Поинтересовался Карл.
— А разница?
— Принципиальная. Выпить, я с тобой выпью. Для компании. Уважаю, знаешь ли, хорошую компанию. А напиться у тебя не получится. Особенности физиологии. Нет, ну если у тебя здесь найдется спирт, градусов этак девяносто, а лучше девяносто шесть, то цель вполне осуществима, иначе бесполезное занятие. Но все равно налей.
Рубеус налил. Кажется, коньяк. Или водка. Или еще что-нибудь. Вкус не ощущался совершенно.
— Давай, рассказывай, чего там у вас приключилось.
— Ничего.
— Обычно с "ничего" спят до утра, а не напиваются в неподходящей компании. Что она опять учудила?
— Не она.
Странно было пить коньяк — все-таки коньяк — точно воду, большими глотками, не обращая внимания ни на вкус, ни на аромат, ни на сложную гамму букета… какая, к Дьяволу, гамма, когда мир в одночасье ухнул вниз?
Впрочем, нет, мир-то как раз и остался, чего ему сделается. Толстые тома по-прежнему собирают пыль на полках, полки подпирают потолок, а тот в свою очередь опирается на стены. В стенах есть окна, за которыми ленивой кошкой мурлычет ночь. Мир по сути своей логичен, вот только Рубеусу что-то сегодня не до логики.
— Значит ты, — сделал вывод Карл. Совершенно верный, между прочим, вывод. Но на этом вице-диктатор не успокоился, чересчур любопытен. — Итак, сколь могу судить, имел место некий конфликт, уладить который на месте у тебя не получилось, и ты попросту сбежал.
— Заткнись, а?
— Ну уж нет. Твоя унылая физиономия портит все мне настроение. Да ты сел бы, в ногах правды нет…
— Еще одна старая пословица?
— Вроде того. — Карл пригубил коньяк, а Рубеус налил себе еще, до краев. Может, и вправду спирта поискать? И выслушать еще одно язвительное замечание? Или вообще уйти? Это снова будет похоже на побег…
— Не мучай себя, садись и пей, если думаешь, что это поможет. Твое здоровье! К слову, я вот о чем подумал: война идет полтора века…
