— Ты сейчас вообще или про себя конкретно? — спокойно спросила я, и не думая возмущаться из-за рассуждений Ильса.
В конце концов он прав…
— Ну… скорее вообще, — чуть смутившись, признался роковой наш.
— А ты на частности переходи, на частности, — подтолкнула я.
— Как понимаю, тебя в первую очередь интересует, почему весь такой плохой я сейчас являюсь правой рукой ректора, а не развеян по семи ветрам?
— Верно.
— Я полезный?
— Несомненно полезный! — с готовностью согласилась я. — Но это не основная причина.
— М-м-м-м… сообразительное наше болотное щ-щ-щастье, какие твои предположения?
— Ты ничего плохого не делал.
— А вот и делал! Я вообще, что при жизни был редкостным мерзавцем, что после смерти не особо изменился! — с готовностью заявил господин Дершворт.
— Охотно верю. Но ведь тогда, во время смуты, ты не был ренегатом, не так ли?
— Не был.
— Хм… — я вспомнила историю Академии Триединства и сделала, казалось бы, единственный верный вывод. — В то время погибла и Дана Милохор. Героиня-мученица, которая принесла себя в жертву. Это она была предательницей?
— Смотря что считать предательством, — лениво ответил Ильс. — Академию и общее дело она не предавала, хотя это потом и приписали мне. Но вот любящего ее мужчину… да, растоптала.
— Любящий ее мужчина — это ты?
— Браво, мастер дедукции, — печально хмыкнул Ильс.
— Не ехидничай, — осуждающе покосилась я на призрака.
— Я вообще тебе это говорить не должен. Но столько лет… устал, — вздох был настолько утомленным, что на миг показалось, что это мне давит на грудь вся эта тяжесть.
— Так что тогда случилось?.. — почти неслышно спросила я. — Расскажи мне, Ильс. Расскажи с самого начала.
— С самого начала… ну что же, изволь.
Все оказалось грустно и очень… буднично.
Несколько столетий назад встретились трое. Отрекшийся от клана черный кицунэ, который был молод, но уже устал от жизни и бесконечной гонки на выживание. Скитавшийся по миру василиск, который искал в каждом мгновении причину жить дальше и получать от этого процесса удовольствие. И молодая магичка. Человек. Всего лишь человек, не особо выдающейся силы и красоты… но с такой силой воли, что и долгоживущие существа не могли этого не заметить. В то время в адрес человека… это звучало гордо.
Они были безумно разные. Эдан Хрон, Ильсор Дершворт и Дана Милохор. Но кое-что общее тоже было. Стремление оставить после себя что-то грандиозное.
Спустя годы появилась Академия, которая сначала была оплотом для тех, кому, кроме жизни, терять уже нечего, но и на оную находилось много желающих. А после к Академии Триединства стали примыкать и другие, редкие расы, и даже нежить, которой, как ни странно, тоже хотелось и дальше существовать.
Они старались принимать всех. И порядки в то время были очень жесткими. Если новенький не приживался — его казнили. Как правило, палачом был Черный Принц. Ильсор убийства не любил, а Дана… вроде бы тоже. А кицунэ получал от этого какое-то болезненное удовлетворение.
Увы, все мы сходим с ума по-разному. В то время душу чернохвостого лиса терзали совсем другие демоны, чем ныне.
Роман между василиском и человечкой завязался далеко не сразу. Кроме того, что они были разных видов, да и Ильсор слишком уважал Дану как боевую подругу и коллегу… она просто была не в его вкусе. Ну, так сначала казалось. Но потом образ светловолосой женщины все чаще появлялся перед внутренним взором василиска, все глубже западал в сердце, опутывал душу. Пришел час, когда сдерживать чувства стало нереально. Его к ней тянуло… до физической боли, до иссушающей душу тоски. Это было ненормально… но никакого приворота, разумеется, не было — Ильсор проверил.
Но даже после того как василиск стал ухаживать за дамой сердца, все не стало разом хорошо и мирно. К тому времени между ним и дамой уже было много недопониманий: от личных (Дана была консервативна и, в отличие от Ильса, очень разборчива в связях) до разногласий идеологического характера. Как-никак Дана основала факультет Долга и Чести, а Ильсор — Интриг и Пакостей.
Но постепенно девушка, конечно, сдалась. Все было хорошо… Примерно полгода.
А потом началась смута. Волнения вокруг такого приюта разного сброда, как Академия, не могли не подняться. И этот оплот почти рухнул, невзирая на всю силу Ильсора, изворотливость Эдана Хрона и магию Даны.
Ильсор замолчал.
Секунды казались тягучими, как теплая карамель… но полынно-горькими.
— Дальше, по официальной легенде, Дана принесла себя в жертву, благодаря чему у Академии появилась защита, и мы выстояли, — шепотом сказала я.
— Да… — раздался невеселый смешок от моего собеседника. — Вот только не себя, Невилика. Не себя. Угадай, сколько силы освободится, если убить человеческую магичку?
— Не знаю, — честно ответила я, которая никогда не интересовалась жертвоприношениями.
— Немало, но для спасения Академии… определенно не хватит и десятка леди Милохор, — хмыкнул Ильсор. — А вот если угробить на алтаре одного реликтового господина Дершворта — силы можно получить очень много! А если прибить его не просто так, а с прицелом на будущее, то можно остаться с вечным генератором сил в своем распоряжении.
— Это каким образом? — не совсем поняла я механику выгодного и с дальним прицелом убийства Ильса.
— Это душу расщепить, моя дорогая, — любезно подсказал Ильс. — А тело сковать и оставить живым. Энергия вырабатывается и тут же течет куда надо!
Я похолодела, а после, запнувшись, спросила:
— Она разделила душу и тело?..
— Она убила часть души, Невилика… — почти неслышно ответил Ильсор. — Я был в таком шоке и так цеплялся за существование, что разделил себя. Сам не знаю, как получилось. Но даже того, что она расщепила, хватило на защиту Академии. А моя несчастная тушка до сих пор валяется где-то в подвалах и обеспечивает Академию и всякую прибившуюся к ней нечистую силу энергией. В общем, после смерти я оказался полезнее, чем при жизни! Все, как Дана и говорила…
— И что потом?
— А потом подоспел Эдан Хрон, который одним ловким движением снес голову нашей общей подруге, но вот мне помочь уже ничем не мог. Разве что умереть по-нормальному не дал… с-с-с-скотина многохвостая! Браслеты подчинения были в первую очередь для того, чтобы удержать меня в этом мире. Имея на руках часть моей души и мое все еще живое чешуйчатое тело, наш черный лис искренне надеялся меня воскресить. Чем очень долго и занимался. Даже убивать стал меньше, так его захватила идея дать кому-то жизнь.
