Верно, у меня были не лучшие воспоминания о прорицателях и прочих деятелях подобного рода, которые предсказывали славу Оррину из рода Арроу. Однако я чувствовал, что теперь смогу перешагнуть через это и двигаться дальше. Наверное, я взрослел. Я утешал себя словами Фекслера об изменяющемся мире и силе желания. Возможно, для тех, чье жгучее желание знать будущее было сильнее, чем жизнь в настоящем, само желание в большей степени, чем вложенные силы, открывало мутное окно в завтра. Будь то ведьмы Данелора с их рунными камнями или умные мавры с их сверхсложными уравнениями, не исключено, что их сосредоточенное желание даровало возможность видеть. А если мое желание было сильнее, возможно, я мог доказать, что они неправы.
Необходимость отомстить, рассчитаться с Каласади за то, что он сделал с моей семьей, никогда не пылала так ярко, как нужда, что привела меня к дверям дяди Ренара. На самом деле, это было так хорошо — оставить все как есть. Лундист и нубанец гордились бы мной, но, по правде говоря, этот человек мне нравился, и скорее это, чем вновь обретенная сила духа помогло мне решить все мирно.
В какой-то комнате над нами заскрежетал механизм, и большой колокол начал отбивать время.
— Мы с Юсуфом проводим тебя ко двору калифа, — сказал Каласади, повысив голос.
— А он не захочет меня казнить? Или запереть в камере?
— Он знает, что ты здесь, и пойдешь ли ты с нами ко двору или будешь позже доставлен туда под стражей, но сути ничего не изменит.
— Однако если тебя поволокут туда его солдаты, исход может оказаться чуть менее благоприятным, — добавил Юсуф.
— Но ты же уже рассчитал, что произойдет? — Я нахмурился, глядя на Юсуфа.
— Да.
Он кивнул.
— И?
— И если я тебе скажу, расчет будет не столь верным.
Каласади закрыл книгу, которую только что открыл, и взял ее со стола. Юсуф обнял меня за плечи и повел к выходу.
— Калал останется здесь? — спросил я после десятого, самого громкого удара колокола.
Юсуф усмехнулся.
— Ну, ты же знаешь, вычисления сами собой не делаются.
К их чести, Юсуф и Каласади и бровью не повели, увидев, что входной двери нет, а я догадывался, что заменить ее будет непросто. Молодые люди в белом, с чернеными зубами, созванные по сигналу тревоги, собрали обломки в маленькую печальную кучку по одну сторону от входа, а остальные, те, что находились внутри Матемы, присоединились к ним. Несколько десятков студентов сидели в кругу, бормоча, передавая друг другу обломки хрусталя и то и дело вскрикивая, когда обнаруживались два обломка, подходящие друг к другу. Когда мы проходили мимо, они притихли.
— Вижу, ты нашел новый способ управиться с дверью, Йорг, — сухо сказал Юсуф.
— Теперь как головоломка она даже еще лучше, — сказал Каласади, — хотя препятствием уже не послужит.
Мы пересекли площадь под палящим солнцем. Было видно, как озеро чуть ли не вскипает, но от него в воздухе чувствовался отголосок прохлады, что в Сахаре ценится выше золота. Ступени, ведущие к воротам калифа, были широки и многочисленны, сделаны словно для существ, превосходящих ростом человека, и так обманывали глаз, что лишь по мере подъема становились понятны истинные размеры дворца.
На ступенях в тени величественного портика стояла очередь из просителей. Ворота, видимо, сделанные из золота, возвышались над нами, а посетителей калифа встречали королевские гвардейцы в полированной стальной броне, на конических шлемах были яркие забавные плюмажи. Каласади и Юсуф прошли мимо пары десятков просителей в черных одеяниях. Я удосужился улыбнуться Марко, затесавшемуся среди местных и пытавшемуся втащить чемодан на очередную ступеньку.
— Ас-салам алейкум, муршид[11] Матема.
Он поклонился, но не так низко, чтобы кто-то мог подкрасться и заколоть его.
Разговор шел на общем языке Марока и Либы. Я знал его достаточно, чтобы понять: Каласади уверял гвардейца в моем королевском сане, ибо внешность моя свидетельствовала об обратном. Возможно, было бы разумно потратить некоторое количество золота и приодеться, но казалось более мудрым решением встретиться с Ибн Файедом до того, как Марко получит аудиенцию.
Мы вошли в ворота, и три гвардейца с плюмажами повели нас по мраморным коридорам, великолепно прохладным. Нас окутала тишина дворца — скорее умиротворенность, чем стерильное отсутствие звука в коридорах Зодчих, нарушаемое изредка журчанием скрытых фонтанов и криком павлинов.
Дворец калифа не имел ничего общего с северными замками. Во-первых, его выстроили ради удовольствия, а не для защиты. Дворец простирался, а не возвышался, его залы были широки и открыты и переходили один в другой, в то время как у нас имелись то узкие проходы, то открытые «расстрельные площадки». И мы не увидели ни единой статуи или картины, только несколько гобеленов с абстрактными разноцветными узорами. Люди пустыни не обладали нашей страстью создавать образы самих себя и оставлять их для потомства в камне и в красках.
— Пришли.
Предупреждение Каласади казалось излишним. Перед нами были высокие двойные двери из огромных панелей черного дерева, инкрустированных золотом. Дерево в пустыне — редкость: оно говорило о богатстве калифа более красноречиво, чем золото.
Дворцовые стражи с секирами стояли в нишах по обе стороны, лезвия секир были изощренной формы и отражали свет, падающий из круглых окошек в высоком потолке.
— Хорошо, — сказал я, и тут слова у меня кончились. Я уже бывал в логове льва, но, возможно, с тех пор как в одиночку наткнулся на личную армию Марклоса Ренара, мне не случалось так явно оказаться в руках врага. По крайней мере, в тот раз мои братья были в каких-то сотнях метров и наготове. А теперь я стоял в хорошо охраняемом дворце в чужом городе посреди пустыни, в чужой же стране, на другом континенте. Торговаться мне было нечем, даров я предложить не мог, кроме разве что трюка, которому научился в пустыне. Я не мог сказать, верны ли координаты Каласади, но я точно знал, что дух-Зодчий, Михаэль, не будет сопровождать Марко ко двору.
— Мы подождем здесь. У тебя будет личная аудиенция. — Каласади положил руку мне на плечо. — Не могу сказать, что Ибн Файед — хороший человек, но по крайней мере он человек чести.
Один из наших сопровождающих шагнул вперед и три раза ударил по выпуклости, прикрывавшей створ дверей. Я повернулся к двум матемагам.
— Жаль, это не те три друга, которых, по вашим предсказаниям, я должен был встретить в пустыне.
Калиф тоже сойдет за друга, даже если дружбу он проявит, лишь отпустив меня с миром.
