У Файрета получалось. Мир медленно становился прозрачным. Таяли стены, просвечивал пол, истончался, обзаводясь прорехами, потолок…
Файрет неподвижно висел в оковах, его глаза бессмысленно таращились в никуда. Тому, кто расслаивает свое сознание, нет нужды пользоваться глазами, все равно ведь глазами можно увидеть только поверхность вещей. Нет, глаза Файрета никуда не смотрели, и все-таки он видел все, что ему было нужно.
«Ага. Шантаж при помощи заложника. А вот и высокий лорд! Какой же сумбур творится в его голове. Ох, не доведет его до добра такая голова! Вот и хорошо, что не доведет. Вот и пусть. Нам того и надо. Да побыстрей! А поможет ли? Должно помочь».
Осторожные, почти незримые касания. Там подтолкнуть камешек, здесь подкопать лавину… Нет, упадет она сама, и не сейчас… к тому моменту нас в опасной зоне уже не будет, мы даже помнить ни о ком не будем. Не о ком потому что.
«Лишь бы все так и удалось, как задумано!»
* * *
«Делать тебе, дуре, нечего», — сама себя выругала дочь Великого магистра, неотрывно глядя в магический кристалл.
Помочь расщепить чужое сознание, да еще на расстоянии, да еще так, чтоб тебя не заметили, а потом помогать при помощи тончайших волокон этого сознания расстраивать и уничтожать чей-то больной разум…
Нет, как хотите, за такую работу хотя бы спасибо полагается, а тут…
«Спасибо!» — тотчас подумал Файрет.
Дочь Великого магистра вздрогнула и отодвинулась чуток подальше.
«Я тебя все равно почувствовал!» — благодарно просигнализировал Файрет.
«Зато ты не знаешь, кто я…» — откликнулась она.
«А мне это неважно, — промолвил он. — Кто б ты ни был — спасибо!»
«Пожалуйста! — она улыбнулась, с сожалением понимая, что этого все равно не видно. — Ну что, сделаем твоему высокому лорду еще что-нибудь хорошее?»
«Сделаем!» — отозвался Файрет, и она почувствовала, как он улыбается.
Разумеется, она не могла этого видеть, но чудеса случаются даже с магами, если они влюблены…
* * *
Ты приходишь в себя в той же самой темнице. В оковах.
— Ох… — вздыхает прикованная рядом с тобой Тисаф. — Я… мне все это почудилось, приснилось или…
Она вновь одета в то же самое платье, но ты мигом вспоминаешь собственный башмак, тот самый — с чудесным образом приросшим на место каблуком.
— Не знаю, — говоришь ты. — Наверное, приснилось.
Кровь все еще сочится из твоей пропоротой ножом ладони. И ты отлично знаешь, что сны здесь ни при чем.
— Крэлли…
— Ну?
— А ты сможешь нас убить? — тихо и очень серьезно интересуется Тисаф.
— Убить? — переспрашиваешь ты.
Ну почему это не получается сделать так, чтоб голос совсем не дрожал?
— Да, — кивает она. — Убить.
— Думаешь… так будет лучше?
— Я боюсь, что он заставит нас делать что-нибудь очень нехорошее, — говорит Тисаф. — Я, конечно, надеюсь, что господин Тэйн раньше того до него доберется, но если все-таки нет… ты хотя бы меня убей, ладно? Сможешь?
— Не знаю… — честно отвечаешь ты.
— Бедный ты мой… — горестно вздыхает Тисаф. — И зачем тебе эта проклятущая магия досталась?
— Без нее меня бы и вовсе не было… такого, как сейчас, — откликаешься ты. — И такого, как тогда, — тоже. Как раз сейчас я бы уже умер. Так что у меня другого варианта все равно не было. А вот зачем я тебе такой достался, в чем ты перед Богами провинилась, что они так безжалостны?
— Не смей даже говорить такое! — тотчас отзывается Тисаф. — Ты замечательный! А этот гад еще свое получит.
День тянется нескончаемо. Высокий лорд не показывается. Приходят охранники с обедом. Потом с ужином. Ведут в уборную, велят не дергаться и не глазеть по сторонам, за руки держат пуще прежнего. Ты уже не пытаешься вырваться. Происшедшее вымотало тебя полностью. Ты начинаешь клевать носом еще в уборной и засыпаешь, едва тебя приковывают обратно, а когда просыпаешься… Тисаф сидит рядом с тобой. Она не прикована!
— Как?! — хриплым со сна голосом выпаливаешь ты.
Вместо ответа она обнимает тебя. И целует. Так нежно и бережно, словно это не губы тебя касаются, а легкий летний ветерок ласкает.
— Ну наконец-то я могу… — шепчет она. И трется щекой о твою щеку.
— Как ты сумела освободиться? — тем временем спрашиваешь ты.
— Он пришел… пока ты спал… — шепчет она. — Я испугалась… а он… он велел меня расковать и опять ушел…
Ты смотришь на собственные оковы и понимаешь, что ее свобода вам ничего не дает. Разве что…
— Может, попробуешь удрать? — спрашиваешь ты.
— Вот еще! Бросить тебя одного?! — возмущается она. — На расправу этому мерзавцу?
— Один я бы как-нибудь ушел, — говоришь ты. — Если ты сбежишь, то, может, и я потом тоже…
— Верно, — виновато кивает она. — Если б не я, ты бы сюда и не сунулся. Тебя на меня приманили.
— А если б не я, ты бы здесь не оказалась, — возражаешь ты. — Тебя из-за меня похитили.
— Все равно дверь закрыта, — вздыхает Тисаф. — Без твоей магии нам ее не открыть.
— А у меня руки скованы, — говоришь ты. — Мне нужно одной рукой до другой доставать, чтоб я мог колдовать.
— А кровь? — вдруг спрашивает она.
— Кровь? — удивляешься ты. — При чем здесь кровь?
— А еще магии учился, — чуть усмехается Тисаф. — Кровь же принимает любую магию, ты что, забыл?
— Не забыл, но что это дает?
— А вот что. — Она прижимается плечом к твоей правой руке. — Режь руну, чтоб твои оковы сломать!
— Где резать?! — Ты уже понял, но…
— На плече, — спокойно отвечает она. — А другой рукой делай свою руну. Я потом прижмусь к ней плечом, и моя кровь перенесет твою магию. Отпечатается на заготовке. Останется только бросить руну. Кажется, ты говорил, что они всегда достигают цели?
— Верно. Но…
— Что «но»?
— Больно же будет!
— Пусть.
— А если опасно? Я никогда такого не делал.
— А сидеть в подвале у этого сумасшедшего не опасно? — фыркает она. — Режь!
— Может, ты лучше попробуешь взять заготовку и поднести ее к моей другой руке? — предлагаешь ты менее «кровавый» вариант.
— Делай, — кивает Тисаф.
Пальцы катают из воздуха заготовку.
— Держи.
Пальцы любимой касаются твоей ладони. Они проходят руну насквозь.
— Ты хоть видишь ее?
— Нет, — вздыхает она.
— Тогда подставь лучше свою ладошку, — говоришь ты.
Но руна проходит ее руку насквозь и падает на пол.
— Получилось? — с надеждой спрашивает она.
Ты смотришь на лежащую на полу заготовку.
— Нет, — вынужден признать ты.
— Я же говорю, надо просто на плече вырезать, — досадливо морщится она. — Какие же вы все, мужики, упрямые. Все вам нужно по-своему, даже если ясно, что ничего не выйдет. Режь, говорю!
