— Нам обязательно каждый раз играть в эту игру? — спросил Эффрон, и хотя он пытался сопротивляться, но обнаружил, что вертится вокруг, пытаясь увидеть последнее воплощение этой странной иллюзионистки — или, возможно, в этот раз это была она сама, понадеялся он.
Но голос Миража ответил ему сзади, снова.
— Это не игра, — заверила она его. — Многие являются моими врагами.
— И многие — твои союзники.
— Вряд ли.
— Возможно, у тебя будет больше союзников, если ты не будешь так ужасно раздражать, — предположил Эффрон.
— Союзники среди подобных тебе созданий, которые хотят прибегать к моим услугам?
— А это так оскорбительно?
— Разве эти союзники в скором времени не станут моими врагами, как только я услужу тому, кто против них? — спросила Мираж, и когда Эффрон повернулся, ее голос также повернулся вместе с ним, всегда доносясь со спины взволнованного молодого тифлинга.
Эффрон опустил свой взгляд.
— Возможны оба варианта.
— Лучше никакой, — ответила Мираж. — Теперь скажи, зачем пожаловал.
— А ты не догадываешься?
— Если ты думаешь, что я вернусь в Фаэрун, чтобы выкрасть обратно утраченный меч Херцго Алегни, тогда ты глуп. Подтверждение этой мысли опечалило бы меня, поскольку я всегда считала, что твоя глупость является лишь следствием юного возраста, и не изъяном твоих истинных способностей.
— Ты знаешь про меч?
— Все об этом знают, — обыденно ответила Мираж, ее тон чуть передразнивал серьезность Эффрона. — Все, кто уделяет внимание подобным вещам, я имею в виду. Херцго Алегни отдал его тем, ради кого ты нанял Кавус Дун для охоты. Твоя неудача привела к его неудаче, со стороны это выглядит именно так.
— Моя неудача? — спросил Эффрон возмущенно. — Разве я не послал тебя вместе с Кавус Дун…
— Твоя неудача, — прервала Мираж. — Это была твоя миссия, спланированная тобой, и с охотничьей командой, выбранной тобой. То, что ты недостаточно подготовил или послал недостаточное количество людей, полностью лежит на искривленных плечах Эффрона.
— Ты не можешь…
— Ты поступишь правильно, просто признав свои ошибки и двигаясь дальше, молодой тифлинг. Кавус Дун потерял ценных членов ради этого необычного трио. Они не жаждут мести и у них нет встречных претензий к тебе… пока.
Эффрону определенно не нужны были проблемы с такими, как Кавус Дун. Он сомневался в описанных Миражем возможных проблемах, сомневался и в том, что кто-либо из правящей верхушки Кавус Дун будет считать его ответственным за произошедшее — в конце концов они сами благословили эту охоту, и заверили его, что его деньги (не малая, между прочим, сумма), потратятся с пользой. Больше похоже, и он понимал это, что Мираж набивала более выгодную цену в сделке, которую собирался предложить ей Эффрон. Кроме этого, она наверняка выполняла приказ Кавус Дун, согласно которому должна была держать мага в узде, что она и делала. Нужно было сделать так, чтобы ни малейших обвинений в неудачах в Невервинтере — от злосчастной битвы против Далии и ее когорты до потери Когтя Харона и предсмертному состоянию самого Лорда Алегни — не было промолвлено в их адрес.
— Давай поговорим о будущих выгодах взамен прошедших потерь, — предложил тифлинг.
Смех Миража эхом отразился от всего вокруг, будто бы у него не было точки происхождения. Лишь летая свободно в воздухе — и было ли это вообще слышимым, удивился он? Может она передавала свой смех телепатически?
Эффрон снова посмотрел вниз, пытаясь найти точку опоры для разговора с этим чрезмерно надоедливым товарищем.
Много времени прошло, прежде чем ее смех утих, и еще больше времени прошло в тишине.
— Расскажи мне тогда о них, — наконец предложила Мираж.
— Какую славу можем мы снискать, если вернем меч? — хитро спросил Эффрон.
— Я не ищу славы. Слава влечет за собой известность, известность влечет зависть, а зависть приносит опасность. Ты, наверное, хотел сказать, какую славу можешь найти ты сам?
— Пусть будет так, — сказал Эффрон. — И какие сокровища можешь найти ты.
— Это более интересный вопрос.
— Пятьсот золотых, — заявил Эффрон.
Мираж — изображение Миража — не выглядела очень заинтересованной.
— За нетерезский клинок, такой могучий, как Коготь? — осмеяла она.
— Ты его не создаешь, а лишь возвращаешь обратно.
— Ты забыл, что я уже имела дело с этой троицей воинов прежде, — сказала она. — С могучими союзниками на моей стороне, некоторые из которых теперь мертвы, и ни один из выживших не захочет столкнуться лицом к лицу с этими тремя снова. И ты ожидаешь, что я сделаю это одна, да еще и за такую ничтожную сумму?
— Не одна против троих, — поправил Эффрон. — Тебе нужно встретиться всего лишь с одним.
— Они все грозные!
— Несмотря на то, что меня радует видеть твой страх, я не прошу тебя сражаться. Ни против троих, ни против одного.
— Просто стащить разумный меч? — снова ее тон был скептическим, что имело смысл, учитывая подобное задание.
— Просто совершить сделку, — поправил Эффрон.
Он полез в свой карман и достал маленькую светящуюся клетку из чистой магической энергии, которая умещалась на его ладони. В ней было заключено миниатюрное подобие пантеры, которую довелось видеть Миражу прежде, как раз до того, как она сбежала с поля боя в лесу.
— Нет, не подобие, — вслух сказала Мираж, и наклонилась, чтобы получше рассмотреть живое существо, пойманное в силовую клетку, — и в тот момент Эффрон понял, что это была и в правду Мираж, а не ее изображение.
— Великолепно, — прошептала она.
— Ты не можешь владеть ею.
— Лучше ею, чем мечом, я полагаю!
— Да, за исключением того, что она не поддается приручению, — объяснил Эффрон.
— Ты еще совсем молод и неопытен, чтобы заявлять это столь определенно.
— Так сказал Дрейго Проворный.
Упоминание о великом колдуне заставило Миража немедленно выпрямиться и тяжело уставиться, но не на Гвенвивар, а на Эффрона.
— Ты пришел ко мне с одобрения Дрейго Проворного?
— По его настойчивому требованию и с его платой.
Мираж тяжело сглотнула, вся видимость уверенности этой трюкачки испарилось.
— Почему ты мне раньше не сказал это, когда впервые вступил со мной в контакт?
— Пятьсот золотых монет, — назначил Эффрон.
Мираж исчезла, потом появилась вновь рядом с ним, и он подозревал, что на этот раз это была опять иллюзия, что и было подтверждено, когда ее голос донесся с другой стороны, хотя Эффрон лицом повернулся к ее изображению.
