С некоторыми поправками я реализовал свой план практически полностью и вечер следующего дня встретил с усталой гордостью, стоя на ровной земле. Впервые за два последних месяца передо мной расстилалась равнина. Дошел.
Путь до побережья занял весь следующий день, и чем ближе я подходил, тем больше во мне пробуждалось недобрых предчувствий. С приближением к воде растительность не густела, как обычно, а, наоборот, на глазах хирела. И песок на берегу с каждым шагом становился все ярче и белее. Я уже начал сомневаться, не привиделась ли мне эта полоса воды на горизонте. Только потянувшийся к вечеру отчетливый запах соли немного меня успокоил, и спать на голой потрескавшейся земле я ложился, согреваемый вновь разгоревшейся надеждой. Утро, однако, этот костер опять притушило — в свете восходящего солнца песок сверкал так, что глазам было больно, ярче даже, чем полоса воды за ним. Предчувствуя недоброе, я быстро собрался и почти бегом припустил вперед. До берега оставалось не больше сотни шагов, когда первое белое пятно появилось прямо у меня под ногами. Не веря глазам, я присел, провел пальцем по белым кристаллам. Лизнул. Так я и думал. Положительным моментом моего открытия было то, что собранную крупянику я мог смело выкидывать — соли у меня теперь столько, что ее всему Амару хватило бы на пару столетий, не меньше. Я выпрямился и медленно побрел в сторону воды, уже точно зная, что там увижу. Соленое озеро. Я читал о существовании таковых, но, пожалуй, лучше бы я вообще читать не умел. Потому что во всех книгах, в которых соленые озера упоминались, упоминалось также, что более гиблым местом могут быть разве что Бесплодные Долины.
Я задумался. Обернулся к горам, но мысль вернуться назад отмел сразу. Даже если забыть о том, что скалолазное зелье у меня закончилось, все равно — какой смысл? Идти вдоль реки я не смогу. Возвращаться в долину и жить там в компании волосатых зверолюдей, ожидая, когда меня настигнет карающая рука моего учителя? Ну уж нет. Этот вариант отпадал. Идти вдоль гор? Можно. Но не факт, что из них вытекают реки. Точнее, они, несомненно, вытекают, но доберусь ли я хоть до одной? А вот в озеро наверняка сколько-то рек втекает — насколько я помню те самые книги, все они сходились в том, что в соленые озера реки часто втекают и никогда — не вытекают. Идя по побережью, я рано или поздно наткнусь на реку, а там авось и поселок найдется. Соль, к примеру, добывают и отправляют вверх по реке. А почему бы и нет? Этот вариант мне настолько понравился, что я тут же остановился именно на нем и теперь принялся решать, направо мне пойти или налево. Думал, думал, но не нашел ни одного довода в пользу одной из сторон и решил погадать на «чет-нечет»: если в первом пришедшем в голову слове окажется нечетное количество букв, пойду налево, если четное — направо. Возьмем, к примеру, слово… э-э-э-э… «тугодумие»! Я улыбнулся, посчитал буквы и повернул налево.
За первый день моего пути вдоль соленого озера окружающий пейзаж ничуть не изменился — та же стена гор слева, та же слепящая полоса справа. За второй день — тоже. На третий день стена гор начала потихоньку отодвигаться вдаль. Следующие три дня слились у меня в памяти в одну бесконечную цепочку — я просыпался, съедал немного сухой соленой рыбы, выпивал немного воды из фляжки и брел, брел, пока не начинали подкашиваться ноги, а от жары и запаха соли не начинала кружиться голова. Тогда снова съедал кусок соленой рыбы, запивал парой глотков теплой воды, немного отдыхал и брел дальше, с трудом переставляя ноги. Когда темнело, без сил падал на твердую спекшуюся землю и отрубался, чтобы утром начать все сначала. И только на седьмой день случилось нечто, что выбило меня из колеи — бездумно сжевав очередной кусок рыбы, я опрокинул над открытым ртом фляжку, но ни одной капли из нее не вылилось. Такое случалось и в предыдущие дни, поэтому я отшвырнул пустую фляжку и пошарил на поясе в поисках следующей — и словно очнулся ото сна: больше воды у меня не было. Я вскочил, подбежал к брошенной фляжке, потряс — на горлышке появилась мутная капля, которую я тут же слизнул и поморщился — соль.
Похоже, путь мой подходил к концу. Я огляделся. Горы еле виднелись тонкой темной линией у самого горизонта. Соленый берег справа тянулся, изгибаясь, тоже до самого горизонта, и не было никакого намека, что где-то он прерывается. Я вздохнул, выкинул фляжку и зашагал дальше — смысла в этом было немного, но во всех других вариантах смысла было еще меньше.
Спать я лег с ощущением легкой жажды, но к утру горло пересохло, и пить хотелось уже нестерпимо. Шевеля губами, я кое-как собрал немного слюны и смочил горло. Вид сушеной рыбы вызывал у меня отвращение, поэтому я просто подпоясался потуже и пошел так, не евши и не пивши. До полудня я еще кое-как дотерпел, но к вечеру жажда измучила меня так, что ноги сами понесли меня к вожделенной воде. Во всех книгах, в которых было написано про соленые озера, говорилось, что воду из них пить нельзя, но так трудно удержаться от соблазна попробовать, когда не пьешь вторые сутки. Совершенно невозможно удержаться. Вода оказалась настолько противной на вкус, что я даже не сразу это понял и успел сделать несколько глотков, перед тем как меня начало выворачивать наизнанку. Такой тошноты у меня не было еще ни разу в жизни — желудок скручивался узлом в попытке вылезти наружу, казалось, в течение нескольких часов. И, слегка придя в себя, я даже удивился, что вечер еще даже не перешел в ночь. Попытался подняться, но меня опять скрутил приступ рвоты, тем более неприятной, что в желудке уже не оставалось даже желчи.
Ничего не поделаешь, других вариантов у меня не осталось. Иначе так я просто здесь и сдохну… Канал замкнулся легко, бить себя по голове не понадобилось. Я встал, нетвердым шагом дошел до берега и рухнул на сухую землю.
Однако моих сил хватило, как ни странно, надолго — еще целых два дня я двигался вдоль соляного пляжа походкой зомби. Впрочем, я не обольщался — я вообще мало отличался от мертвеца, каковым и мог вскоре стать. Боли не было, неприятных ощущений — тоже, вот только подниматься и идти становилось все тяжелее и тяжелее. В конце концов, я дошел до совершенного отупения и даже не удивился, обнаружив сидящего на соляной кромке человека. Просто обошел его и, волоча ноги, побрел дальше. Но тут словно холодный ветер пронесся у меня в голове, немного вернув способность соображать. Я обернулся.
— Я начинаю жалеть, что научил тебя замыкать канал, — желчно сообщил мне Урсай.
— Я тоже, — просипел я, и голос мой был чем-то средним между скрипом несмазанной двери и свистом ветра в печной трубе.
— Загнись ты от жажды, я бы и пальцем не пошевелил, — не обратив на мое высказывание ни малейшего внимания, продолжил Темный, — это очень неприятная смерть, и своими страданиями ты бы заслужил право умереть свободным. Но если оставить тебя как есть, ты просто перестанешь быть. Как конструкт, у которого кончилась энергия. Слишком легко и просто.
