Став постарше, он научился не плакать. Он пошел к своей матери и заявил:
— Может ли это быть правдой? Я знаю, как делаются дети: Хал мне рассказал. Как мой отец может быть духом огня?
— Он — бог, — ответила она. — А для бога нет ничего невозможного.
Мирейн упрямо поднял подбородок.
— Для этого нужен мужчина, мама. Он приходит к женщине, и…
Она рассмеялась и приложила палец к его губам, заставив его замолчать.
— Я знаю, как это делается. Но бог не похож на человека. Ему не надо приходить. Он может просто повелеть, и все исполнится.
Мирейн нахмурился.
— Это ужасно. Заставить тебя рожать меня в боли и страдании, без всякого удовольствия.
— О, — выдохнула она с радостью и восторгом. — О нет! Удовольствие было. Больше чем удовольствие. Экстаз. Он был везде, вокруг меня; а я была его любовью, его невестой, его избранницей. Я с первого момента знала, что ты появился во мне, и радость была так велика, что я зарыдала. О нет, Мирейн. Могла ли я желать жалких плотских удовольствий, когда познала бога?
— Но я не знаю его, — хмуро сказал он, сопротивляясь ее радости.
Мать взяла его на руки, хоть он и был уже большим парнем, семи лет от роду, и делал первые успехи в военных занятиях.
— Ты знаешь его. Только сегодня утром я видела его в тебе и тебя в нем, когда ты скакал на своем пони вдоль реки.
— Это был не бог. Это было… было… — Он не мог найти слов. — Я просто был счастлив, и все.
— Это был твой отец. Свет, радость и яркое, сильное присутствие. Разве ты не чувствовал, что весь мир любит тебя и ты отвечаешь ему тем же? Что с тобой есть кто-то, разделяющий твою радость, поднимающий тебя, когда ты спотыкаешься?
— Лучше бы у меня был кто-то, кого можно увидеть.
— У тебя есть я. Есть князь Орсан, и Хал, и…
— Они мне не нужны. Мне нужен отец.
Она рассмеялась. Она была наполнена смехом, эта жрица Хан-Гилена. Некоторые были недовольны ею, они считали, что невеста самого бога должна быть печальной и суровой; Санелин была созданием света. И он еще ребенком, к своему смятению, обнаружил, что не может оставаться хмурым рядом с ней. Смех уже начинал клокотать в нем. Как глупо требовать отца, когда он у него уже есть, лучше, чем у кого-либо другого. Отец, который всегда в нем и с ним. А когда ему действительно нужно было кого-то видеть, то у него был ни больше ни меньше как сам владыка Хан-Гилена, высокий мужчина с суровым лицом, веселыми глазами и волосами цвета солнечного огня.
Санелин умерла, от князя Хан-Гилена его отделяло много лиг. Но бог, когда Мирейн искал его, всегда был там, в глубине его собственной души: близость слишком сокровенная, чтобы иметь имя или лицо. И утешения в словах он тоже не давал. Все было гораздо глубже.
Но еще глубже пробрался страх.
— Отец, завтра я могу умереть. Я наверняка умру. Враг, с которым мне предстоит биться, слишком силен для меня.
Стоит ли бояться смерти? Ведь она — только переход, а после нее наступает несказанная радость.
— Но умереть сейчас, когда мое предназначение все еще не выполнено, знать, что своей смертью я оставляю королевство во власти слуг твоего Врага, можно ли это вынести?
А, так, значит, не смерти он боялся. Он боялся, что не сможет жить и сдерживать богиню. В нем жило ощущение собственной ценности.
— И кто породил его во мне?
Чтобы сделать его сильным, а не высокомерным.
— Но тогда все это не имеет значения. Если Моранден убьет меня, трон будет в безопасности. Его мать не будет управлять сыном с помощью своих магов и жрецов, заставляя весь Янон поклоняться богине.
А ведь может быть и по-другому. Возможно, Моранден, получив трон, сможет противостоять своей матери, а возможно, он окажется слишком слаб перед ней. Возможно также, и наиболее вероятно, что произойдет именно то, что предвидит Мирейн.
— «Возможно» — тревожное слово, когда его произносит бог.
Для своих целей бог может захотеть думать как человек. Он может пожелать оказать помощь там, где она необходима, если ее ищут на верных путях.
— Отец! Ты будешь со мной?
Бог всегда со своим сыном.
— Ты утешаешь меня, — произнес Мирейн с оттенком иронии.
Но не до конца.
— Конечно, нет. Я знаю, что эта битва значит для тебя. Еще один удар, направленный против твоей сестры. — Мирейн откинул назад свою густую гриву, вздрогнув от приступа страстного гнева. — Но почему? Почему? Ты бог. Она богиня. Ведите свою борьбу в своем мире. Дайте нам жить!
Ему показалось, что образ бога улыбнулся, и улыбка эта была полна грусти. Мысль его ясно облеклась в слова, произнесенные глубоким и мягким голосом, похожим и в то же время не похожим на его собственный: «Еще раз говорю тебе, еще раз прошу тебя запомнить: когда мы создавали твой мир, мы принесли клятву о перемирии. Война между нами разрушит все, что мы создали вместе. Чтобы не ставить все это под угрозу, Мы поклялись, что все наши битвы будем вести с помощью тех, кого мы сотворили». Губы Мирейна искривились.
— Отец, да ты жесток! Скажи об этом прямо. Скажи, что ты играешь с нами, как кошка играет со своей жертвой.
«Нет. Это не так».
— Если это не так, то как насчет твоей соперницы? Она мечтает об уничтожении. Почему бы ей не нарушить клятву и не завоевать все?
«Уничтожение нужно ей не больше, чем мне. Она разрушила бы то, что радует меня, и накрыла бы мир покрывалом ночи, которую она сотворила, и правила бы им единовластной королевой и единовластной богиней».
— А ты?
«Я установил бы равновесие. Разделил бы свет и тьму и указал каждому из них надлежащее место».
— И был бы единовластным королем и единовластным богом.
«Это сказал ты, а не я».
— Да, — горько произнес Мирейн. — Всегда я говорю это. Я люблю тебя и не могу сдержаться. Но, отец, я смертен и молод, и у меня нет твоей мудрости, чтобы всегда видеть то, что я должен.
«Победи в своей битве. Остальное придет, когда настанет время».
— Победи в своей битве, — повторил Мирейн. — Победи. — Он бросился ничком на постель. — О боги, мне страшно!
Лампа замигала; легкий холодный ветерок пронесся по шатру и улетел. Вадин обнаружил, что он стоит, склонившись над Мирейном, и не может унять дрожь. Ему трудно было объяснить, что же потрясло его так сильно: то ли ужас от того, что бог полыхал и горел в нем, то ли страх от того, что король, съежившись, дрожит на походной постели. Бог без лица и без живого голоса и король, похожий на испуганного мальчишку. Парадоксы. Вадин был простым человеком, воином, выросшим в горах. Он не был создан для этого.
Он прошел через смерть в свет жизни. Он был отмечен силой Мирейна, которая пришла от бога.
