Да будет вам известно, соблюдение чужой тайны — самый большой крест, который может нести человек. Откровения, коими я с вами хочу поделиться, были для меня тягостными раздумьями.
17 июля этого года.
Поздно вечером в дверь моей конторы постучал господин Эбон Соверен. С этим человеком я был знаком всю свою сознательную жизнь, и услуга, оказанная мне им когда-то, не знает границ. Он был самым достойным и влиятельным человеком нашего города. Но власть никогда не омрачала его сердце, а разум его всегда был тверд и ясен. В тот судьбоносный день шел дождь, один из тех дождей, которые так часто проходят у нас в городе. Лицо моего старого друга, сияющее в ударах молний, отражало глубокую боль и страдание. С глазами, полными пугающей пустоты, он сообщил, что его дочь Оливия скончалась из-за болезни. Эта новость поразила меня до глубины души. Ни я, ни кто другой в городе не знали, что у господина Соверена была дочь. Я был знаком с его юной помощницей по имени Оливия, но я и не подозревал об их родстве! Как оказалось, сам Эбон узнал о том, что она его дочь, только месяц назад. Я не хочу сообщать вам, откуда у господина Соверена появилась внебрачная дочь, пусть это останется только на его совести, но так или иначе девушка скончалась от лейкемии. Для моего друга данное событие стало большой потерей. Он был сильно привязан к девушке, и, только недавно обретя единственную дочь, он почти сразу же ее потерял.
Он желал похоронить ее в своем фамильном склепе, но из-за их неофициальной связи это могло вызвать проблемы. Босвелл — маленький городок, где слухи распространяются со скоростью лесного пожара. Господин Соверен хотел уберечь память о дочери от ядовитых обвинений и глупых пересудов. Тогда он решил: пусть официально именно он — Эбон Соверен скончается для Босвелла. Я пытался его отговорить, но он оставался непреклонным. Оливия должна быть похоронена в фамильном склепе со всеми почестями, и точка. Он уже стар и чувствует, что силы его вскоре покинут, особенно сейчас, когда он потерял все: смысл жизни — фабрику и свою дочь. Я решил принять последнюю просьбу моего друга, тем самым вернув ему старый долг, который, как и положено благородному господину, он давно забыл и простил мне.
Оливию мы похоронили в закрытом гробу. Ни единая душа не подозревала о нашей подмене. Сразу после похорон господин Соверен покинул Босвелл. Я не знаю, куда он отправился, но знаю точно — это его последний путь.
Вернусь к вашей проблеме. Господин Соверен действительно завещал права на владение фабрикой вашему Отделу. Но предо мной как перед адвокатом возникла проблема: завещание не могло вступить в силу, пока господин Соверен жив. Для всех он был мертв, но я знал, что это не так. Как быть? Я понимал, что надо поступить следуя нашей легенде, но меня охватила личная дилемма. Долгие столетия мебельная фабрика семьи Соверен была сердцем нашего города. Я понимал, передай ее в чужие руки — и Босвелл обречен. Он уже погибает, медленно, чуть заметно, но все же гибнет. Я осознаю, что своими безрассудными действиями я ни чем не могу спасти его. Но я все равно не мог расстаться с последней, пусть совершенно пустой, но надеждой. Борясь сам с собой, я отправил вам письмо о том, что произошла некая проблема. Я не ожидал, что ваш Отдел отреагирует так быстро. Мне приходилось всеми силами сдерживать свое волнение, когда на следующий день после отправки письма вы заявились ко мне в контору. Я думал, что еще, возможно, смогу все исправить и сохранить возложенную на меня тайну, но когда из окна своего кабинета я увидел, как ваш сотрудник идет в похоронное бюро, то понял — все кончено.
Нужные вам документы вы найдете на моем столе рядом с этим письмом. Надеюсь, ваша организация мудро поступит с мебельной фабрикой Соверенов, в любом случае Бог мне судья, я пытался поступить, как считал нужным. Теперь я понимаю, насколько был глуп. Все тайное всегда становится явным, возможно, все так. Я не смогу пережить свалившийся на меня позор, поэтому я ухожу. Ухожу, будучи еще достопочтимым адвокатом Босвелла. Как странно, даже на пороге смерти мы так тщеславны…
На этих словах письмо обрывалось. Как и говорил господин Тюдор, документы на владение фабрикой мы обнаружили здесь же, на столе, рядом с последним признанием. Все дела были улажены, и на следующее утро первым поездом мы покинули Босвелл. Но до этого произошло кое-что еще.
Мы стояли на станции в ожидании прибытия нашего поезда, как вдруг ко мне подскочил незнакомый человек.
— Вы, если я не ошибаюсь, гренадер из Западного отдела?
— Не ошибаетесь.
— Замечательно, а это, должно быть, Ландыш? Малыш сильно подрос с нашей последней встречи, — с этими словами мужчина наклонился к собаке, заглянул ей в пасть, оттянул шкуры, посмотрел уши и ощупал позвоночник.
Довольно хмыкнув, он занес что-то в свою записную книжку. Я испугалась, не собирается ли он съесть Ландыша?
— Очень хорошо. Собака в замечательной форме. Еще один укольчик, и можете быть свободны, — с этими словами незнакомец принялся доставать из саквояжа шприц.
— Укольчик?! — После моей недавней болезни я очень нервно реагировала на данное слово. — Господин секретарь, тут какой-то незнакомый человек пристает к собаке госпожи Розы!
— Что?!
Секретарь каменной стеной возник между нами и незнакомцем. Но мужчина ничуть не смутившись, ловко сделал свое черное дело. Пес недовольно рыкнул и почесал лапой уколотое место.
— Вот так-то.
— Простите, вы кем будете? И что вы делаете? — грозно спросил Вальтер.
— Я? Разве не видно? Укол против бешенства. Конечно, его лучше было бы делать в начале лета, а не в конце, но госпожа Роза не смогла прибыть раньше.
— Откуда вы знаете госпожу Розу?
— И Ландыша?
— Как откуда? Так ведь она у меня щенка и брала! Три года назад. Да и каждый год приезжает на осмотр. Я здешний ветеринар, — удивленно пояснил мужчина.
— Приезжает сюда, в Босвелл?!
— Ну да! Она не доверяет местным врачам, говорит, им лишь бы деньги содрать, а качество лечения оставляет желать лучшего. В этом году она написала, что не сможет приехать лично, но пришлет своих сотрудников вместе с собакой на осмотр. Я так понял, у вас было много дел, поэтому вы сразу же ко мне не зашли, хорошо, что я догадался вас на станции перехватить! — радостно сообщил ветеринар, не понимая наших унылых лиц.
— Получается, по большому счету мы приперлись сюда только ради того, чтобы показать Ландыша ветеринару, а трудности с документами просто пришлись госпоже Розе как нельзя кстати? — убитым голосом спросила я у секретаря.
— Получается, именно так, — таким же тоном ответил он мне.
