— Получается, именно так, — таким же тоном ответил он мне.
— Эй, ребята, что это с вами? Хей?
В эту минуту у нас с Вальтером впервые было полное взаимопонимание. Дожили.
Размеренно стучали колеса, и меня, как обычно, разбирало на расспросы.
— Господин секретарь, а что будет с мебельной фабрикой?
— Это решать начальству.
— И что решит начальство?
— Гренадер номер семьдесят семь, почему бы вам не спросить у него лично? И говоря откровенно, данные вопросы вас не касаются.
— Может, очень даже касаются, — пробубнила я себе под нос.
Поезд качнуло, и на меня чуть не обрушился шквал коробок. Я быстро удержала шатающуюся конструкцию, построенную из коробок с шоколадом в мой полный рост.
— Гренадер номер семьдесят семь?
— А?
— Меня интересует, зачем вам столько шоколада?
— Это сувениры. У меня много друзей, — ответила я, покрепче перевязывая коробки.
— Надо было купить что-нибудь практичное, — нравоучительно заявил Вальтер.
— Что может быть практичней шоколадных конфет? — неподдельно изумилась я. Мужчина решил не спорить, отвернувшись к окну. За горами скрывался крохотный городок. — Без фабрики Босвелл долго не продержится, так?
— Возможно, мебельная фабрика — единственная крупная промышленность в данном районе.
— Что будет со всеми местными жителями?
— Разъедутся. Кто-то, может, останется, но это будет глупым решением. В Босвелле нет приличного заработка.
— Значит, город исчезнет?
— Со временем. Это неизбежно, — безучастно ответил Вальтер.
Перед моим взором вновь проплыли маленькие домики, обшарпанные стены гостиницы, сырые безрадостные улицы, кондитерская, сушки, мужчина на скамейке, кладбище, печальный звон колокола. И всему этому было суждено безвозвратно исчезнуть. «Никто не должен противиться неизбежному», — вспомнились мне слова пожилого мужчины. Босвелл вовсе и не пытался противиться. Он смирился. Он просто ждал. Снова заиграла музыка, но теперь я смогла ее схватить.
— Реквием.
— Простите, что?
— Нет, ничего. Просто я действительно не люблю грустные сказки.
В конце августа, в дни уходящего лета в Крушице начиналась неделя летнего фестиваля. Знойные, душные полдни, раскаленные мостовые, на которых запросто можно поджарить яичницу, приятная прохлада мраморных фонтанов, тенистые сады и шепчущие чарующую песню листья вековых кленов — вот-вот и они окрасятся в пурпурно-золотые цвета. Со всем этим вскоре придется проститься. А пока только радужные фонарики да воздушные ленты конфетти радуют глаз своей легкомысленной пестротой, оживляя серый город, растрескивая его каменную скорлупу. Трещинка за трещинкой.
Несомненно, лето уходит. Впереди долгие тусклые зимние месяцы. Прощальную вечеринку нужно устроить, так чтобы в следующих годах ее хотелось повторять снова и снова. До сих пор удавалось. Но что будет в этот раз? Во всяком случае, до открытия фестиваля остался один день. А сколько всего нужно еще успеть сделать!
На крупных площадях города выросли маленькие складные палатки торговцев. Тут продавалось абсолютно все, начиная с печеных яблок в красном вине, изысканное угощение представительных горожан, заканчивая жареными кузнечиками в панировке для рисковых любителей своеобразной восточной кухни. Каждый найдет себе блюда по душе и своему кошельку. Главное — иметь крепкие желудки.
Перебранки среди владельцев палаток за выгодное место под солнцем были делом нередким. То там, то сям вспыхивали скандалы и потасовки. Ничего, городская стража и гарда пресекут глупые стычки, никому не позволяя разрушить праздничную атмосферу. Гренадеры тоже не дают спуску, но, к удивлению, в этом году на улицах их встречается поразительно мало. Ходят слухи, что всему виной жеребьевка. Но что же такое могло достаться ЗОГу, что он снял большинство своих сотрудников с обычной работы? Вот вопрос, беспокоящий многих.
За эту неделю в сторону Отдела несколько раз приезжали пожарные, но наемники не пускали их за порог, утверждая, что все проблемы улажены и волноваться не о чем. Затем посреди ночи жителей Крушицы оглушил мощный взрыв, доносившийся опять же с той стороны. В ближайших домах вылетели стекла! И снова Псы Правителя убеждали городское правление в пустяковости данной проблемы. Потом затопило канализацию, и вообще произошло немало неприятных инцидентов, корни которых неизменно тянулись в сторону злополучного учреждения. Что бы наемники ни удумали, было ясно одно: этот фестиваль запомнится надолго.
В последний день перед летним фестивалем все сотрудники ЗОГа носились, словно паровые веники. По любимой человеческой прихоти самое важное было оставлено на последнюю минуту. Следствие: стружки и щепки летели в разные стороны, о разбросанные повсюду инструменты то и дело кто-то спотыкался, масляной краской и лаком безнадежно провоняло все здание Отдела; слишком поздно спохватились, что лучше всего заниматься покраской во дворе, на свежем воздухе.
Стучали молотки, жужжали швейные машинки, галдеж не замолкал ни на минуту. Солнце нещадно припекало, все обливались потом, путаясь под ногами и прилипая друг к другу, тем самым сильно играя на нервах. Нервов, как и времени, катастрофически не хватало. Озверевшие и замученные сотрудники то и дело начинали срывать злость друг на друге. В ход шло все. К сожалению, этого всего под рукой валялось непомерно много. А тех, кто случайно попадал под эти самые горячие руки, ноги, монтировки и пилы, — еще больше. Бедный Пернел, главный врач Отдела, замучился принимать покалеченных в своем кабинете. Желающих попасть на койку в лазарет было неисчерпаемое множество. Еще бы, ведь там, в палатах, стояли вентиляторы!
А весь этот сыр-бор начался лишь по простой вине случая. В этом году, кроме традиционного фейерверка и парада собак, ЗОГу выпало поставить детский спектакль…
Гренадеры, наемники, воины, убийцы (да кто у нас только не завалялся!) должны были ставить детскую сказку. Это вызвало и смех и слезы. Точнее, сначала был истерический хохот, а потом, когда пришло осознание жестокой действительности, начались слезы.
Первым испытанием был выбор сказки. Методом долгих проб и ошибок, ценой отсиженной в библиотеке пятой точки, последних нервов Вальтера и печени госпожи Розы из всех возможных, более или менее приемлемых детских сказок приговор был вынесен «Колобку». Причина решения очень проста: «Колобок» оказался одной из самых немудреных и менее травматичных сказок.
