— Ого, — ответила она, — умно сказано, честно, и как раз в стиле неотесанного конюха, каковым ты и являешься.
Кориний вонзил шпоры в бока коня так, что тот подпрыгнул на месте, и выкрикнул, обращаясь к Презмире:
— Несравненная госпожа, я покажу тебе своего нового коня, его аллюры, скачки и остановки, которые он выполняет на полном скаку, — с этими словами он рысью подъехал к ней, заставил коня круто развернуться на одной ноге и пустил его иноходью прочь, а затем после нескольких виражей галопом вернулся назад и остановился возле Презмиры.
— Замечательно, господин мой, — сказала она. — Но я твоей лошадью не стану.
— Вот как, госпожа? — воскликнул он. — И почему же?
— Да потому, — ответила она, — что, даже будь я самой кроткой, сильной и породистой кобылой в мире, ретивой и стремительной во всех курбетах и каприолях, то и тогда, боюсь, в конце концов, была бы я загнана и измучена уколами твоих шпор.
При этих словах леди Шрива расхохоталась.
Тут к ним подъехал король Горайс вместе со своими сокольничими и егерями, ведшими на поводках сеттеров, спаниелей и огромных свирепых гончих. Он сидел верхом на черной кобыле с огненно-красными глазами, такой высокой, что голова рослого человека оказалась бы почти вровень с ее холкой. На его правой руке была кожаная рукавица, а запястье сжимал когтями неподвижный орел, голова которого была накрыта колпачком. Он промолвил:
— Все готово. Корс с нами не поедет: ему предстоит более важное дело. Его сыновья, не теряя ни часа, сопровождают его в приготовлениях к путешествию. Остальные, развлекайтесь охотой.
Они отсалютовали королю и направились прочь, оставив его позади. Леди Шрива прошептала на ухо Коринию:
— В Карсё, господин мой, властвует колдовство, и, должно быть, благодаря ему никто не сможет ни увидеть, ни коснуться меня меж полночным часом и первыми петухами, кроме того, кому предстоит стать королем в Демонланде.
Но Кориний сделал вид, что не слышит ее, и повернулся к леди Презмире, которая тут же повернулась к Гро. Шрива рассмеялась. В этот день она казалась очень веселой и живой, словно сидевший на ее кулаке небольшой кречет, и на каждом повороте стремилась перемолвиться словом с королем Горайсом. Но король не обращал на нее никакого внимания и не удостаивал ее ни взглядом, ни словом.
Так, шутя и беседуя, они ехали некоторое время в направлении пиксиландской границы, по дороге подняв цапель, с чем лучше всех справились соколы Презмиры, за много сотен шагов срывавшиеся с ее кулака, когда дичь взлетала в воздух, и спиралью взмывавшие за нею под облака, виток за витком, все выше и выше, пока добыча не превращалась в точку на небе, а соколы в сопровождавшие ее две точки поменьше.
Но когда они выехали на покрытую чахлым кустарником возвышенность, король выпустил своего орла. Тот ринулся прочь от него так, будто и не собирался возвращаться, но вскоре вернулся на оклик хозяина и взмыл ввысь, паря над его головой, пока гончие не подняли в чаще волка. Тогда он устремился вниз подобно молнии, король же спешился и помог ему своим охотничьим ножом. Так повторялось вновь и вновь, и в третий, и в четвертый раз, пока не было убито четверо волков. И это была отличная охота.
Король баловал своего орла, предоставив ему для насыщения глаза и печень последнего волка. Затем он отдал его своему сокольничему и сказал:
— Поедем теперь на равнины Армани, ибо я хочу спустить своего дикого орла, пойманного в марте в холмах Ларгоса. Много бессонных ночей провел я, будя и приручая его, и обучая узнавать мой оклик и подчиняться ему. Нынче я спущу его на большого черного вепря Ларгоса, что притесняет тамошних крестьян вот уже два года, принося им смерть и убытки. Так что нам предстоит хорошая охота, если только птица не окажется слишком робкой и пугливой.
Королевский сокольничий принес птицу, и король усадил ее себе на кулак. Это был великолепный черный орел с красным клювом. Путы его были сделаны из красной кожи с маленькими серебряными колечками, на которых была выгравирована крохотная фигурка витчландского краба. Колпачок его был из красной кожи с серебряной кисточкой. Сначала он рвался из королевского кулака, крича и хлопая крыльями, но вскоре успокоился. И король тронулся, отправив вперед своих огромных пестрых гончих, дабы вспугнуть вепря, а остальные поехали за ним следом.
В скором времени они подняли вепря с налитыми кровью глазами, что в бешенстве набросился на королевских гончих и разодрал самую первую из них, так что ее кишки вывалились наружу. Король снял колпачок со своего орла и спустил его с запястья. Но тот, будучи диким и неукрощенным, устремился не к вепрю, но к гончей, что ухватила того за ухо. Он безжалостно вцепился когтями в шею гончей и выклевал ей глаза прежде, чем кто-либо успел окликнуть его.
Ехавший подле короля Гро пробормотал:
— Ох, не нравится мне это. Недобрый знак.
К тому времени король подъехал к месту схватки и пронзил вепря насквозь своим копьем, которое вошло чуть выше и позади его плеча, так, что острие проткнуло сердце вепря и тот, обливаясь кровью, осел наземь. Затем король в гневе ударил своего орла древком копья, но удар был легким и скользящим, и тот полетел прочь и скрылся из виду. И король был зол из-за потери своей гончей и своего дикого орла, и из-за его дурного поведения, несмотря на то, что вепрь был убит. И он приказал своим егерям освежевать вепря и принести в замок его шкуру в качестве трофея, а затем отправился восвояси.
Через некоторое время король подозвал лорда Гро проехаться немного рядом с ним за пределами слышимости остальных. Король сказал ему:
— У тебя недовольный вид. Это оттого, что я не послал в Демонланд Корунда, дабы завершить труд, начатый им у Эшграр Ого? Кроме того, ты что-то бормочешь о дурных знаках.
Гро ответил:
— Господин мой король, извините мне мои страхи. Что касается знаков, то часто бывает так, как говорится в пословице: «Дуракам закон не писан» Я говорил опрометчиво. Кому дано отвратить судьбу от ее намеченной цели? Но раз уж вы упомянули имя Корунда…
— Я упомянул его, — сказал король, — потому что у меня до сих пор стоит в ушах женская болтовня. В которую, не сомневаюсь, ты также посвящен.
— В том лишь отношении, — ответил тот, — что я считаю его лучшим у нас, о король.
— Возможно и так, — сказал король. — Но что же мне, по-твоему, воздержаться от удара, когда случай сам стучится в двери? Я могуществен в колдовском искусстве, скажу я тебе, но и мне едва ли удалось бы сдержать крылья времени, пока я вызывал бы Корунда из Импланда и готовил его в путь на запад.
