— Это не Karge, тцаль, не Lee Karge, это gorste Atavio.
— Кто? — удивилась я.
— Ну, я не знаю, как по-вашему сказать.
Я отвернулась от гобелена и присела на спинку маленькой каменной кроватки. Веклинг стоял, по обыкновению заложив большие пальцы за пояс, и слегка улыбался.
— Фу, от сердца отлегло, — сказал он, — Я, и правда, думал, что это Karge.
— Так кто же это?
— Горсты.
— С красными глазами? Что, объевшиеся поганок?
— У тебя в команде было три горста, ты, что, никогда не слышала о gorste Atavio?
— Может, я и слышала, но я не понимаю, когда ты их так называешь. Про Черную-то луну я слышала…. Но зато я не знала, что горсты жили в глубокой пустыне.
— Да нет, — сказал веклинг, присаживаясь рядом со мной, — Да подвинься ты, — я послушно подвинулась, — Да нет, они не жили там, то есть горсты там не жили, там жили gorste Atavio, эти женщины, они были вроде… ну, как это называется, тцаль?
— Священнослужителей?
— Ну, да, что-то вроде. Совершали обряды и все такое.
— Почему у них глаза такие? Я никогда не видела Lee Karge, но ведь даже ты спутал. Правда, это не нарисовано, а выткано. Хотя качество поразительное, согласись.
— Это точно, — пробормотал он, — Я был как-то в святилище Черной луны, в действующем, на вашем берегу. По молодости, знаешь, — добавил он, криво усмехнувшись, — Глаза у них красные, но не такие, как у нас. У них зрачок виден, и радужка видна. У них, знаешь, будто пленка надето на глаз, на человеческий глаз просто будто что-то надето сверху.
— Может, так и есть, — сказала я.
— Ну, может…. А то мне как-то не по себе стало.
— Да, — сказала я, поднимая голову и прислушиваясь к шагам, которые я слышала не физическим, а внутренним слухом, — Я тоже.
На завтрак у нас были три птицы, немного похожие на чаек. Дарсай умудрился сбить их камнями — у меня бы так точно не вышло. После горячей еды всех потянуло ко сну; мы сидели в какой-то комнате на полу вокруг сундука и, вывалив все на пол, вяло перебирали вещи, у которых не осталось хозяев. О гобеленах мы дарсаю ничего не сказали. Честно говоря, после еды я совсем забыла об этом.
Мы сидели и перебирали эти вещи. Детские книжки с пожелтевшими картинками, фотографии в рамках, серые туфли без каблуков, серый плащ с оторвавшейся пряжкой. Из-под груды смятых пожелтевших листов я вытащила сэнтан. Я повертела его в руках, взяла аккорд.
— Ты умеешь играть на этой штуке? — спросил веклинг.
— Немного.
— Может, ты споешь что-нибудь? У тебя приятный голос, тцаль. Я слышал, как ты пела тому пареньку.
— Оттису? Так, что, мне действительно спеть? — я вопросительно взглянула на дарсая.
— Если тебе не трудно, — мягко сказал он.
Я поддела пальцем струну, и она одиноко зазвенела — будто мелочь рассыпали по каменному полу. У сэнтана специфический звук, не всем он нравиться. Мне, честно говоря, тоже, я предпочла бы лютню. И я вполголоса запела:
Дворец, где жил царевич Тэнван,
Глядится в речную гладь.
Давно никто не танцует в нем,
И песен в нем не слыхать.
Давно колокольчики не звенят
На пышной сбруе коней,
Умолк пластинок яшмовых звон
На поясах гостей.
Давно опустил высокий дворец
И нет кругом никого, -
Лишь тучи от Южной бухты плывут,
Касаясь кровли его.
И если бисерный полог поднять,
Висящий с давних пор, -
Полюбоваться заглянет в зал
Лишь дождик с Западных гор.
Лениво плывущие облака
Да тени глубоких вод
Остались такими ж, как в старину,
А время идет, идет…
Не раз приходила осень сюда,
Немало промчалось лет,
И люди другие, и жизнь не та,
И прежних гостей здесь нет.
Так где же теперь царевич Тэнван,
Тэнван, что был знаменит?
За балюстрадой Янцзы-река
В безлюдье воды струит.29
Я опустила сэнтан, рассеяно потрогала струны.
— Не слишком веселая песенка, — заметил веклинг.
Я слабо улыбнулась в ответ. Не слишком веселая песенка, и она навеяла на меня грусть. Сама не знаю, почему я выбрала именно ее. Мелодия у нее, конечно, приятная. Только вот текст подкачал, но я поняла это лишь сейчас. Поняла, что это песня про Кукушкину крепость. Только здесь в роли царевича Тэнвана выступала Лорель Дарринг — та, что была так знаменита. Она жила здесь, ходила по этим комнатам, сидела в этих креслах. Я почти могла увидеть ее в коридоре — хрупкая фигурка в серых шелках мелькнет впереди и исчезнет.
Какая тишина стоит порой в этих покинутых крепостях. Мне кажется, что меня окружают призраки. Женщины в сером. Их лица сливаются в одно, и мне начинает казаться, что я вижу себя — как в зеркале — в глубине веков.
Дарринги, черт бы их подрал….
Неожиданно дарсай вскочил и быстро вышел из комнаты. Веклинг покачал головой, когда я сделала движение встать. Я поднялась было и снова села. Положив сэнтан на колени, я перебирала струны. Веклинг молчал. Дарсай был совсем недалеко, в коридоре сразу за дверью, он стоял там неподвижно и — даже не думал ни о чем. Словно ушел, но это было не так. Его дух был здесь, но затаился в совершенной неподвижности.
Я тоже молчала, опустив глаза на сэнтан. Что же происходит? Что бы ни происходило, я чувствовала, как растет тревога — моя и веклинга. Когда дверь распахнулась, я вздрогнула. Я подняла на него глаза. Обойдя меня, он поднял с пола свой меч. Веклинг смотрел на него.
— Co rodo? — спросил он.
— Coro, — коротко сказал дарсай.
Я поднялась на ноги и шагнула к дарсаю, но он остановил меня жестом.
— Нет. Не подходи ко мне. Мы уходим. Только мы, понимаешь?
— Что? — спросила я внезапно охрипшим голосом.
— Перемирие закончилось. Я только что говорил с Советом.
Я слышала его слова, но не понимала. Мне казалось, что все это нереально. Я не могла поверить в то, что все закончилось — уже. И что-то в его словах было неправильное.
Наконец, я поняла — что.
— Как — говорил?
— Мысленно, — бросил веклинг, поднимаясь на ноги.
Я смотрела на них; на миг они задержались, и я смотрела на них, тонких, высоких, в поношенной одежде. Губы дарсая шевельнулись, но он ничего не сказал. Они повернулись и ушли.
Я словно окаменела. Я слышала, как удаляются их шаги, я чувствовала, как они уходят — все дальше и дальше, по коридору, по лестнице вниз, по заснеженному двору. Они ушли. Не знаю, сколько я простояла так. Очнувшись, я бросилась во двор.
В снегу четко выделялись следы, уходившие за ворота, через мост. А вокруг была тишина — белого цвета. Я упала в снег, потом, поняв мокрое лицо, огляделась вокруг. Серые стены. Каменные створки ворот, лежавшие на земле. Темный мост за воротами.
