— После моей смерти граф Орелл найдёт себе нового вассала или отдаст мою землю кому-то из других. — Удивительно, что господин Гленн вспомнил о своём прямом сюзерене! — Освальды больше не будут править этими территориями. Но я оставлю о себе добрую память. Все будут знать, что эти светлые, плодородные, обустроенные края таковыми сделал именно я. Я, а не Оливер или наш с ним отец! Я! И тот, кто их примет, будет благодарен мне. Ты будешь благодарна мне, глупая девчонка, и ты поймёшь, какая же бесчувственная гнида твой отец! — негромким, но пробравшим до костей голосом проговорил Гленн и с силой ударил тростью по полу.
Кристина вздрогнула и невольно вскочила, уронив письмо на пол. Внутри всё похолодело от ужаса — в глазах Освальда с новой силой вспыхнул гнев, но не тот, что горел там, когда он только вошёл в кабинет. То было возмущение из-за небольшого унижения — обыска и содержания взаперти… А сейчас там горела истинная ненависть и боль из-за разрушенных надежд и поруганных планов. Разумом Кристина понимала, что никак не могла быть причастна к этой боли, но в душе у неё уже созрело чувство вины, от которого хотелось плакать.
— Но причём тут смерть моей матери? — покачала головой она, пятясь.
Господин Гленн пугающе, хищно усмехнулся и сделал шаг вправо, явно намереваясь обойти стол. Кристина поёжилась, ей показалось, что у неё зашевелились волосы на затылке, и она нервно пригладила их, ощутив пальцами туго заплетённую косу.
— За это твой отец и должен поплатиться, — сообщил Освальд, прищуриваясь. Его пальцы продолжали барабанить по набалдашнику, а взгляд окончательно потерял всякую человечность. — За это — и за полное равнодушие к наследию своей якобы любимой жены. Я даже догадываюсь, почему он позволил Лилиан умереть. — Его голос дрогнул; Освальд зажмурился на мгновение и вновь прижал руку к груди, будто там и правда что-то болело. — Она слишком влияла на него, всегда заставляла к себе прислушиваться. Она уговорила его взять в оруженосцы того мальчишку из Бьёльна. Она бы смогла уговорить его потратиться на земли Освальдов, если бы не чахотка… Моя бедная девочка… — Гленн вдруг замер и снова опустил взгляд, левой рукой проведя по лбу и убирая с лица седые взлохмаченные волосы. — Я любил её, видит Бог, любил даже сильнее, чем Оливер. Брат был жесток с ней, а я… Я хотел для неё только лучшего и был искренне рад, когда она из простой дочки рыцаря стала леди… Но она не заслужила такого мужа, как твой отец, — проскрежетал он. — Она не заслужила такой ранней смерти. А Джеймс, — лицо Гленна скривила презрительная ухмылка, — заслужил. И я бы обеспечил ему её!
Он снова зашагал вперёд, Кристина попятилась — и ощутила за собой лишь холодную стену и жёсткий каменный подоконник. Бежать некуда. Правда, господин Гленн был куда слабее её из-за возраста и болезненности, он прихрамывал и то и дело слабо кашлял — долгая и эмоциональная речь выбила его из сил. Однако Кристину сковал ужас. Она впервые увидела своего наставника таким… таким пугающим, зловещим… озлобленным, мстительным… Его вид — горящие глаза, нахмуренные брови, звериный оскал — совершенно не вязался с его словами о том, как он собирался привести в порядок земли Освальдов, вернуть в них благость и процветание в память о любимой племяннице. Кристина понимала, почему: ненависть к лорду Джеймсу заняла в сердце Освальда слишком важное место и постепенно уничтожала, растворяла своим ядом все благородные порывы… Для Гленна стало важнее убить лорда Коллинза, а не сделать то, о чём он так мечтал раньше.
Кристина опустила взгляд на валяющееся на полу письмо, и Освальд тоже его заметил. Он ещё шире улыбнулся и пнул письмо сначала тростью, а потом ногой.
— Я бы убил твоего отца, причём не сам, быстро и почти безболезненно, если бы не ты, маленькая дрянь! — прошипел он. Кристина оценила его осторожность: стоило Гленну закричать, и в кабинет сразу же прибежит стража во главе с капитаном Фостером. Освальд это понимал, поэтому голос старался не повышать. И Кристину это приводило в ещё больший ужас. Она сама могла бы закричать, но её горло словно сжали тиски, и голос провалился куда-то вглубь. — Это твой цепной пёс Фостер тебе подсказал проявить чернила, да? Впрочем, неважно. — Гленн отвернулся от неё, и Кристина позволила себе слабый облегчённый вдох — под этим хищным, пылающим взглядом было крайне неудобно. — Теперь ты будешь плясать под мою дудку. Под мою, поняла? Не под его! Сама-то ты ничего не можешь… — Освальд наконец не выдержал и проговорил последние слова достаточно громко. Он подошёл к ней уже совсем близко, так, что она могла разглядеть пылинки на чёрной шерсти его удлинённого камзола. — Ну что ты молчишь? Не будешь оправдывать своего гнилого папашу?
Он поднял трость, перехватив её где-то посередине, и Кристина поняла, что сейчас её будут бить. Она по-прежнему могла бы сбежать, закричать, оттолкнуть обезумевшего Гленна, выскочить из кабинета… Но колени дрожали, и она понимала, что вот-вот упадёт и без его ударов. Внутри было одновременно адски холодно и жарко, сердце билось с неистовой скоростью, а язык будто прилип к нёбу.
Поэтому Кристина ничего не говорила. Ей было что сказать — о, видит Бог, мысли так и рвались превратиться в слова… Но она не могла. Не было сил, и собственное тело не слушалось.
— Ну что ты молчишь, девчонка? — ещё громче выкрикнул Гленн… и выронил трость.
Она глухо стукнулась об пол и закатилась под стол.
Это немного отрезвило Кристину. Она быстро-быстро заморгала, чувствуя, как у неё кружится голова из-за долгих, глубоких вдохов, которые она невольно делала во время долгой речи Гленна. Глаза болели и слезились, словно всё это время она вообще не моргала.
Кристина кое-как отпрянула от стены и почувствовала, что ремешок на подвязке расстегнулся и чулок на правой ноге сполз вниз. Это помешало ей сделать шаг — и ещё то, что господин Гленн, согнувшись, одну руку прижал к груди, а второй оперся о стол и тем самым преградил девочке путь. Она, наверное, могла бы обойти стол с другой стороны, но… Из головы тотчас выветрилось всё, что произошло пару минут назад. Вспыхнувшее в душе сострадание заставило Кристину броситься к хрипящему, пытающемуся сделать судорожный вдох Гленну. Но она не успела даже пальцем его коснуться — он рухнул на пол, хватаясь за грудь, и захрипел ещё более жутко и надрывно. Кристина замерла, сжав пальцы в кулаки.
Гленн сделал ещё один хриплый вдох — и совсем перестал дышать, запрокинув голову и глухо стукнувшись затылком об пол. Взгляд его стал недвижим, будто стеклянный, пальцы перестали трястись, и, как предположила Кристина, неровный стук сердца тоже замер. Навсегда.
Она кинулась к нему, путаясь в тяжёлом подоле, рухнула на колени, осторожно коснулась его запястья — впрочем, она так волновалась, что вряд ли смогла бы нащупать пульс, даже если бы он был. Она не впервые видела смерть человека — ещё девятилетней девочкой ей довелось наблюдать, как умирает её мать… Но то было давно, и Кристина была слишком мала, а сейчас…
Её затошнило, но она каким-то чудом смогла сдержать рвоту.
В тот же миг дверь резко открылась, и в кабинет ворвался капитан Фостер — за его спиной толпился целый десяток гвардейцев в кольчугах, с копьями и мечами. Наверное, они услышали последний крик Гленна и решили, что леди Коллинз нужна помощь… Но почему они так долго шли? Или момент смерти Гленна был действительно всего лишь моментом, долей мгновения, а испуганной Кристине показалось, что это длилось несколько минут?
Увидев и поняв, что произошло, капитан Фостер сделал жест, и стражники опустили оружие. Он же прошёл в комнату и присел рядом с Кристиной на одно колено.
— Он умер… — пролепетала та, устремив полный ужаса взгляд на бездыханное тело Гленна. И обнаружила, что её трясущиеся руки неосознанно, против воли, тянутся к нему, ложатся ему на плечи в глупой попытке убедиться наверняка… Кристина склонилась над трупом, позабыв о тошноте и испуге, и в неверии покачала головой. — Он умер, это… это не я, он… он…
