Я ничего не ответила. Не хотела. Мне пришло в голову, что впервые с тех пор, как мы сходили на первое свидание, я в его присутствии вполне ощутила себя собой. Может, сказывалась кровь вампира.
— Что я сделал, чтобы заслужить этот взгляд? — спросил он.
— Почему я не чувствую, что сейчас повинуюсь тебе? — спросила я.
Он улыбнулся и свернул на боковое шоссе, в объезд Ричмонда. Было четыре тридцать, и дорога была забита.
— Быть Альфой не совсем то, что быть просто доминантам, — сказал он.
Я фыркнула.
— Знаю. Не забудь, где я выросла.
— Если я не в стае, я могу усыпить своего Альфу, Бран делает это легко, но от нас, остальных, требуются большие усилия.
Не знаю, чего он от меня ожидал, но я не обрадовалась.
— То есть ты сознательно заставлял меня это чувствовать?
Он покачал головой, и я перевела дух: я и не знала, что затаила дыхание. Не люблю, когда мной манипулируют, тем более сверхъестественными средствами.
— Нет. Я же сказал, для этого нужны усилия, а то, как ты на меня действуешь, только все осложняет.
Теперь он на меня не смотрел. Он продукт своего времени. Он может выглядеть на двадцать с хвостиком, но родился он сразу после Второй мировой войны, а мужчины, выросшие в пятидесятые годы, не говорят о своих чувствах. Было любопытно наблюдать, как он ерзает. Неожиданно я почувствовала себя гораздо бодрее.
— Я так устроен, и ничего с этим не могу сделать, — сказал он немного погодя. — Я даже не знаю, сколько во мне меня самого, а сколько Альфы вервольфов. Но когда ты рядом, во мне пробуждается хищник.
— И поэтому ты хотел заставить меня нравиться тебе?
Я старалась, чтобы он понял, что я чувствую.
— Нет! — Он глубоко вдохнул и сказал: — Пожалуйста, хоть сейчас не настраивай меня против себя. Ты хочешь объяснений. Хочешь, чтобы я перестал влиять на тебя. Я пытаюсь, но это очень трудно. Пожалуйста.
Подействовало на меня это «пожалуйста». Я прислонилась к дверце, желая быть как можно дальше от него.
— Тогда объясни.
— Бран может контролировать своего Альфу до такой степени, что не знакомые с ним вервольфы не понимают, кто он такой. Я не настолько талантлив, но могу подчинять своего Альфу, чтобы он не вмешивался в мою повседневную жизнь. Когда я заключаю контракты, я не люблю использовать дополнительное влияние на людей. Даже в стае я не часто им пользуюсь. Сотрудничество всегда лучше принуждения, особенно когда принуждение действует только, если я рядом. Большие пушки я достаю только тогда, когда проблему в стае нельзя разрешить переговорами.
Он посмотрел на меня и едва не въехал в машину перед нами, потому что поток транспорта неожиданно остановился.
Не будь у меня такого острого слуха, я бы не расслышала его следующие слова:
— Когда я с тобой, контроль мне изменяет. Я думаю, именно это ты и чувствуешь.
Итак, он может заставить меня слушаться, когда захочет. И только потому, что он этого не делает, у меня остается свободная воля.
— Прежде чем ты начнешь использовать страх, который я чувствую, — заговорил он более уверенно, — позволь тебе напомнить, что в шестнадцать лет ты без труда отвергла Сэмюэля, а он как доминант сильнее меня.
— Он не Альфа, и я не отвергала его в лицо. Я просто убежала, не поговорив с ним.
— Я видел, как ты противостояла Брану и не попятилась.
— Нет, не видел.
Я не дура. Никто не может без страха смотреть в лицо Брану.
Он рассмеялся.
— Ну, слышал. Я помню, как Бран велел тебе быть умницей, увел своих волков и тем самым обеспечил тебе возможность найти ублюдка, который похитил Джесси.
— Я не спорила с Браном, — заметила я.
— Потому что тебе было плевать, получишь ты разрешение или нет. Ты подчиняешься мне только потому, что этого хочет какая-то часть тебя; готов признать: то, что я Альфа, вызывает эту твою часть на поверхность, но это ты ослабляешь свою защиту от меня.
Остаток дороги до дома я молчала. Я была достаточно откровенна с собой, чтобы признать, что сержусь, потому что он прав, но не собиралась говорить ему об этом.
Искусный стратег, он позволил мне перекипеть. Даже не вышел из машины, чтобы открыть мне дверцу, как обычно. Я выскочила и с минуту постояла у открытой дверцы.
— Кажется, будут показывать хорошее кино, — сказала я. — Не хочешь сходить со мной в субботу вечером?
Я не собиралась спрашивать. Как-то само выскочило.
Он улыбнулся — той медленной улыбкой, которая наинается у глаз, но так и не добирается до зуб. Я неловко переступила с ноги на ногу: от этой улыбки я теряла самообладание.
— Какой кинотеатр?
Я сглотнула. Дура. Полная дура.
— Тот, что за моллом[47]. Я уточню.
— Отлично. Позвони, скажешь время.
— Поведу я.
— Хорошо.
Теперь его губы кривились.
Черт побери, подумала я, тупая овца идет прямо на бойню. Молча закрыла дверцу и ушла в дом.
Из огня да в полымя, подумала я, встретив взгляд Сэмюэля.
— В кино собираешься? — спросил он. Наверное, слышал, что я сказала Адаму.
— Да.
Я вздернула подбородок и постаралась подавить напряжение в желудке. Сэмюэль меня не обидит. Проблема в том, что я не хочу обидеть его.
Глаза его были полузакрыты, и он вдохнул.
— Ты снова пахнешь им.
— Он подобрал меня, когда я бегала койотом, и привез мне одежду.
Сэмюэль со скоростью барракуды сорвался с места и положил руку мне на шею. Я стояла совершенно неподвижно, и он сунулся носом к моему уху. Я не могла не ощутить его запах. Почему его запах действует на меня так же, как улыбка Адама? Это неправильно.
— Когда ты уходишь с ним, — проворчал он, дрожа всем телом от готовности или боли — не могу сказать, от чего именно, потому что ощущала запах и того и другого, — хочу, чтобы ты помнила вот это.
Он поцеловал меня. Очень серьезно, чудесно и, учитывая гнев в его глазах, поразительно нежно.
Потом попятился от меня, приятно улыбаясь.
— Спокойней, Мерси, милая.
— Я не племенная кобыла, — сказала я ему, стараясь не вдыхать слишком глубоко.
— Конечно, нет, — согласился он. — Не стану лгать тебе о своих чувствах. Мысль о детях, которые не умрут до рождения, очень привлекает меня. Но ты должна знать, что волку во мне на это наплевать. Он хочет только тебя.
Он вышел, когда я еще пыталась найти ответ. Вышел не к себе в комнату, а вообще из дома. Я слышала, как завелась и отъехала его машина.
Я села на диван и обняла подушку. Я так старалась не думать об Адаме и Сэмюэле, что должна была найти другую тему для размышлений. Например, охоту на Андре.
Марсилия сказала, что вампиры боятся ходячих, потому что на нас не действует их магия, и потому что мы можем разговаривать с призраками. Но, как напомнил мне Даррил, призраки избегают зла, например, вампиров. Я могу быть невосприимчива к их магии, но, очевидно, магия, скрывающая их логова, на меня действует. Может, другие ходячие были сильнее меня?
