— Что? Дед, ты совсем отлетел?! Не нужен мне ничей присмотр, и меньше всего…
— Кимара.
«Похоже, она таки свалилась за край…»
Сайл Железноступ ухватился за свою трость и неторопливо, с ощутимой мукой воздвигся вертикально. Не так-то просто встать с кресла, если одна твоя нога — довольно неудобный протез, а другую трижды собирали из кусочков, причём не все кости срослись, как надо. Но у меня даже мысли не возникло ему помочь. Как не возникло бы мысли подать руку помощи надвигающемуся леднику или грозовому фронту.
— Когда ты решила вступить в гильдию, я был резко против, — развернувшись к застывшей Кимаре, сообщил он негромко. — Я и сейчас считаю, что Охота — не женское дело. Но за минувшие годы ты доказала, что вполне достойна если не самого Знака, то попытки получить его. Кимара Альшейская из Сиилтена, твои достижения пробуждают во мне гордость. Упорства, силы, таланта и умений тебе не занимать. Но твой характер и твой ум превращают половину твоих несомненных достоинств в пыль, а другую извращают так, что лучше б их и вовсе не было!
Несчастная съёжилась так, что мне почти стало её жаль. А Сайл всё не унимался:
— Я не знаю точно, что именно произошло в твоём испытательном рейде. Я нарочно не стал выяснять это, потому что более чем уверен: мне не понравилось бы то, что пришлось бы узнать! Очевидно, ты мечтаешь получить право шляться по отрешённым землям в одиночку. Возможно, тебе даже удастся снова выжить там, хотя я искренне сомневаюсь в этом. Но ты не получишь свой Знак за особые заслуги или из-за родства… особенно из-за родства. Только на общих основаниях, чтобы ни у кого не осталось сомнений в твоей пригодности. А, как ты знаешь, получение Знака на общих основаниях — это групповой рейд. И ты — ты, сходу похабящая священные узы между соратниками из одной группы! — смеешь обвинять в недостатке ума меня?!
— Хватит, — сказал я. И, видит небо, мне потребовалось всё моё мужество до капли для того, чтобы вмешаться в это… словесное избиение. Но Железноступ сам помянул «священные узы» и, фактически, не оставил мне выхода. Будущие отношения в группе, и без того обещавшие стать сложными, следовало спасать, и срочно. — Я сам всё объясню вашей родственнице. Будьте уверены, я позабочусь о ней. А сейчас позвольте откланяться. Всех благ.
На ходу тараторя эту околесицу, я схватил Кимару за руку (и гораздо грубее, чем в первый раз), после чего буквально выволок её прочь из зала с камином, а там и вообще из дома старшины гильдии. Сбежал — причём буквально. На улице жертва моего… м-м… рвения начала подавать признаки самостоятельности, так что я отпустил её раньше, чем она повторила трюк с выдиранием руки и безоблачно-лёгким тоном поинтересовался:
— Куда направим стопы, прекрасная саорри?
Однако реакция на предложение оказалась не та, которой я ждал.
— Прекрасная? — надрывный смешок, смахивающий на задавленный плач. — Шмирров дамский угодник, долбодыр! Повтори-ка мне это в лицо, если посмеешь!
После чего уже меня цапнули за руку и силой развернули к собеседнице. Причём силы, надо заметить, у Кимары хватало и жалеть её она не стала.
Вот так я впервые посмотрел ей в глаза с расстояния в один шаг. Я уже знал, что остальное меня не порадует, поэтому смотрел именно в глаза — большие, за исключением почти чёрной каймы вдоль внешнего круга радужки светло-серые с легчайшим голубым оттенком. Воистину прекрасные глаза… особенно сейчас, когда зрачки расширились, «съев» почти всю светлую часть радужки и оставив лишь тёмно-грозовые оттенки гнева.
— Говорить правду легко и приятно, — сообщил я невозмутимо. Смотреть в глаза! Вот так. Умница. Продолжай в том же духе, заработаешь пару так необходимых очков. — А ещё я полагаю, что красота бывает разная. И редко обращаю внимание на внешние дефекты.
— Да ну?
— Ну да. А если тебя беспокоят эти отметины… кстати, интересно было бы послушать, при каких обстоятельствах они возникли. Это не ожоги ли от слизи фрампа?… хотя нет, не тот оттенок келоидной ткани… от слизи рубцы сероватые, что для химических ожогов не удивительно…
— Ты совсем отлетел? — выдала Кимара своё, по всему судя, любимое обвинение. И с этаким презрительным фырканьем отвернулась. — Псих…
— Почему сразу псих? Просто я не чужд целительству.
— Что?
Я открыто улыбнулся.
— Ты вольна думать об уме Сайла что угодно, но он не дал бы поручение позаботиться о тебе тому, кто не смог бы его исполнить.
— Ты же ученик!
— Да. Всего третий месяц начался, как я пребываю в этом статусе. Но круг старшин уже озаботился тем, кто попадёт в одну группу со мной. Понимаешь, к чему я?
— И, — спросила она глухо, не глядя на меня, — каков твой ранг?
— Точно не скажу, поскольку — замечу без хвастовства — дар мой весьма необычен или даже уникален. Но никак не ниже заклинателя.
От Кимары повеяло ужасом, смешанным с отчаянием. Чего я никак не ожидал.
— Чего ты так испугалась? — ляпнул я сдуру.
— Ты что, трусихой меня обозвал?! — немедля вызверилась она.
— Прости, но ты слишком сильно излучаешь.
— Что?!
— Я улавливаю направленные на меня эмоции. Непроизвольно. Одна из граней моего…
Пришлось прерваться, поскольку мне в лицо полетел кулак. А уклоняться и одновременно болтать я, увы, умею плохо.
— Не смей лезть в мой разум! — рычала, наступая на меня, Кимара. Ужас и отчаяние в её душе успели переплавиться в ярость, направленную вовне. Увы, с поиском объекта агрессии сложностей не возникло… — Никогда! Не! Пытайся! Меня! Читать!!! Понял, мозгляк уродский?!
Мне всё это начало надоедать, поэтому я спеленал буйствующую даму форсгрипом (таким же, каким в своё время обезвредил щитовиков-арбалетчиков). Встав рядом с ней лицом к лицу, я с предельной жёсткой холодностью отчеканил:
— Правило первое: не смей на меня орать. Я этого не потерплю.
— И что ты сделаешь? Пожалуешься деду?
— Правило второе, — продолжал я, не обращая внимания на её гримасы (честно говоря, довольно жутковатые из-за шрамов). — Не смей поднимать руку на соратников, членов твоей же группы, иначе как во время спаррингов. Такое поведение позорно и недопустимо.
— Да плевать я на это хотела!
— Правило третье. Самое главное. Я по натуре довольно терпелив и могу снести многое. Например, чужую глупость…
— Скромник нашёлся!
— …или, что труднее, истеричность… резкость чужого характера. Но нянчиться с особой, которая сочетает несдержанность дурного нрава с глупостью, я не буду. Это уже слишком.
— Да неужто? И что ж ты сделаешь?
