— Может быть, вовсе не Пегас важен для будущего, — Мона задумчиво глядела вслед, пытаясь постичь высший смысл прошедшего действа.
Жизнь быстро вошла в новую колею, — как колёса телег в продавленные на дороге десятками прошедших прежде. Гарий просыпался поздно, когда лагерь уже снимался с места. Находил остатки вчерашнего ужина или сегодняшнего завтрака, быстро обедал, выбирался наружу и принимался за штудирование учебника Луисы. Талант талантом, но без знаний немногого стоит…
Иногда его будила Мона — бесцеремонным потряхиванием за плечо, а то и гавканьем в ухо. После того, как Гарий выражал недовольство побудкой, а Мона высказывала всё, что думает о лентяях, они с удовольствием ругались и расходились по своим фургонам. Гарий после обеда Гарий читал не травник, а записи Вереи, а потом сходил с фургона и шёл пешком, на ходу отрабатывая очередную форму. Мона шла рядом и упражнялась не только в мечемашестве, но и в остроумии, комментируя его успехи. Гарий злился, но дело не бросал. Иногда они схватывались друг с другом, а потом приходилось нагонять караван. Благо шёл неспешно.
Настолько, что путники часто сходили с фургонов и шерстили окрестные рощи, охотились в полях на куропаток и зайцев. Еды было довольно, но одно и то же уже приелось, и каждый пользовался случаем разнообразить содержимое котлов.
Посреди дня не останавливались, жевали то, что было приготовлено утром. Когда солнце начинало клониться к закату, Гарий и Мона начинали спорить о том, кто отправится на Пегасе вперёд, чтобы подыскать подходящее для стоянки место. Там разбивали лагерь, готовили еду, ухаживали за быками и единственным конём в караване. Слушали байки войев и охотников — иногда до глубокой ночи.
На пятый день заведённый порядок был нарушен. Путешественники сидели в фургонах или шли рядом, разминаясь, но почему-то никто не исчезал в лесу, прихватив лук и стрелы. Гарий выбрался наверх и принялся за чтение, но потом забеспокоился, — Мона против обыкновения не явилась нарушить его покой.
Он слез и направился в хвост каравана. В проёме двери фургона сидела Линда, мотала на пальцы цветные нитки. Троллик поздоровался, мать Моны ласково ему улыбнулась, подхватилась, оставя своё рукоделие, и пригласила внутрь. Как-то странно добра она в последнее время, и посматривает этак оценивающе, и постоянно норовит угостить чем-нибудь…
— Спасибо, — он вежливо взял одно печенье. Несладкое. — А где?..
Что-то стукнуло наверху, по крыше пробежали лёгкие шаги. Гарий едва не подавился, когда с крыши фургона в дверной проём свесилась рыжая грива.
— Здесь я. Что, не можешь без меня ни дня прожить?
Гарий всё-таки поперхнулся, Линда одарила его хлопком по спине, а дочь укоризненным взглядом.
— Мона! Ну что такое ты говоришь?
— А чего? — невинно спросила Мона, прищурила глаз и высунула язык. Деревянная вазочка на столе подпрыгнула, из неё выпорхнуло печенье и медленно полетело в сторону девочки.
Фургон слегка тряхнуло, Мона ослабила сосредоточенность, и печение упало бы на пол, но Гарий шагнул и подхватил в ладонь. Линда покачала головой, но дочка проигнорировала её недовольство, фыркнула и исчезла.
Гарий торопливо выбрался из-за стола, поблагодарил и присоединился к девочке, без труда поднявшись наверх прямо из фургона.
— Что-то случилось? — протянул ей спасённое печенье, девочка изучила подозрительно, всё-таки взяла и принялась рассеянно жевать.
— С чего ты взял?
— Тебя не было.
— А я что, должна каждый раз бежать…
— Я просто так спросил, — поторопился сказать Гарий, чувствуя, что его вызывают на ссору.
— Лучше бы ты просто так молчал!.. — сердито сказала Мона.
— А ты… — он замолчал, не находя слов от возмущения. — При матери!.. Такое ляпнуть! "Ни дня прожить", это ж надо!
— А что, скажешь, не так?
— Не так, не так!
— Тогда чего припёрся?
— Как припёрся, так и упрусь!
— Вот и упирайся! — Мона отвернулась, тихо ругаясь под нос. Гарий вскочил и едва не махнул с крыши.
— Гарий, — остановил голос Линды изнутри повозки. — Зайди.
Мона смотрела в сторону. Парень уцепился за край двери, свесился вниз, перевернулся и оказался на пороге.
— Извини её, — тихо сказала Линда. Гарий закрыл рот.
— Я не понимаю…
— Просто у неё сегодня плохое настроение, — сказала Линда. — Тренируйся один. И не тревожь…
Такая причина, как плохое настроение, показалось Гарию недостаточно веской, чтобы прерывать тренировки, о чём он и сказал, дрожа от гнева и мало выбирая выражения.
— Видишь ли, милый мальчик, — Линда улыбнулась, заметив, как его передёрнуло от этакого обращения. — Иногда плохое настроение, которое длится несколько дней, как раз может обесценить все тренировки…
Гарий захлопнул рот и покраснел удушливо. Он понял.
— Ты понял, — Линда кивнула. — И знаешь, конечно, что сказанное ей сейчас не стоит воспринимать всерьёз…
— Я… ну… извинюсь перед ней, — пролепетал Гарий, пряча глаза и пылая ушами.
— А вот это как раз не обязательно, — твёрдо сказала Линда. — Какое бы плохое настроение у неё не было, вот так срываться на друзей недопустимо.
— Угу… — Гарий подумал. — Я… наверное, я могу… ну, как-то помочь?..
Повисла тишина. Гарий поднял глаза, женщина смотрела на него с удивлением и интересом.
— Гарий. Ты будешь великим целителем.
— Прям уж, — бормотнул мальчишка. И с чего она сделала такой вывод?
— Поверь. Но, мне кажется, моя дочь пока не способна оценить твоё искреннее предложение помощи. Сейчас — не стоит.
— Ладно, — сказал Гарий. — Тогда я… пойду?
Линда кивнула, улыбаясь.
— И помни, мы всегда рады тебя видеть — я, Норик… и Мона тоже, хотя ни за что не признается… Печенье возьми.
Гарий набрал полные горсти, попрощался и отправился к себе, едва не споткнувшись на выходе из фургона. Линда проводила его улыбкой. Смешной мальчишка.
— Юная барышня, — перестав улыбаться, она запрокинула голову к потолку и позвала негромко — если бы воспользовалась только голосом, дочь нипочём бы не услышала. — Извольте спуститься сюда.
Александр развалился на облучке, сдвинув на лицо соломенную шляпу. Поводья были намотаны на деревянную загогулину под рукой, Беломордый со товарищи шагали медленно и неутомимо.
Гарий вскарабкался наверх и сел рядом, хрупал печеньем, протянул и Алеку. Тот, благодарно качнув шляпой, взял и сунул под соломенные поля, захрустел.
И выпрямился.
— Вот те раз! Несладкое! — сказал удивлённо.
— Ну… да. А что? — удивился Гарий. — Мне нравится и такое.
