— Отдашь его, и оба будете живы, — прошептало мне на ушко существо. — Зачем тебе этот кричащий сверток мяса и костей? Его родители мертвы. Забирай золото, и идите себе дальше, я вам мешать не буду.
— Так возьми. Ты ведь можешь, — губы едва двигаются.
— Могу, — оно выпрямилось. — Но мне интереснее смотреть, как вы все делаете сами. Пропитываешься, знаешь ли, всей продажностью человеческой души.
Закрыв глаза, я выдыхаю.
— Отдай ребенка, Марианна.
— Что?
— Отдай его.
— Нет!
Я исподлобья смотрю на тварь. Стиснув зубы, поворачиваюсь и выдергиваю младенца у нее из рук. Пока она не пришла в себя и не начала пытаться забрать его обратно, протягиваю его вперед.
— Молодец! А когда мы встретимся в следующий раз, Йен, будь уверен: на месте этого сладенького комочка моего счастья будет твой».
Так и случилось. Мы встретились. Теперь это будет третий раз, и я больше не совершу прежних ошибок. Не порыв избавить мир от зла — всего лишь банальная месть.
* * *
Как жестока жизнь. Только в такие моменты ты понимаешь, кто ты на самом деле. Ты можешь скрываться в толпе, менять свои маски как перчатки: сын, муж, отец, работник… Но только когда по твою душу явится смерть, и тебе придется выживать, ты становишься тем, кем всегда был. Тот зверь, что сидит внутри каждого из нас, то существо, коим мы являемся с рождения, выходит наружу. Сильное или слабое, оно меняет нас. Кто-то сдается сразу. Кто-то идет против течения, но у него устают ноги, и он попросту поддается, а третий сражается. Сражается до последней капли крови, и плевать, кого ему придется убить в следующий раз.
Наши друзья от нас когда-нибудь отвернутся. Наша любовь покинет нас. Жизнь обратится в прах. Те, кого не постигнет эта участь, — счастливчики. Одни на миллион.
Этот мир полон боли и притворства. То, что должно быть сделано, будет сделано, и не важно, как этот поступок будет оценен со стороны морали. В конце концов, у существования нет ни черного, ни белого цвета. Даже серого. Только красный.
Мне предстояло совершить поступок, после которого не будет пути обратно. Каждый, кто узнает об этом, будет стараться обходить меня стороной. Каждый, кто услышит, будет желать смерти. Чем дальше я захожу, тем больше крови на моих руках. В попытке стать Волком и выжить, я уже уничтожил в себе проводника, лишив жизни невинную девушку, и теперь я стану монстром окончательно.
Но им все равно не жить. Это не детские сказки. Зло всегда побеждает.
Теперь я Волк. Настало время платить всем по счетам.
Я вышел на улицу. Коротко бросил:
— Хотите жить — ваш сын умрет. Вернусь завтра на закате. За ответом.
С этими словами я бесшумно зашагал в сторону захолустной деревеньки, глубоко погрузившись в мрачные думы.
* * *
Кошмары никогда не покидали меня, но эти оказались куда хуже.
Рядом со мной стояла девчонка — Ольха. Она повзрослела. Что-то быстро тараторила, постоянно оглядываясь, будто кто-то вот-вот должен был явиться по ее душу. Только через секунду я, наконец, приспособился к витавшему вокруг клубящемуся мраку и взглянул на ее дрожащие губы.
— Он идет, Йен, разве ты не чуешь?.. Пора… идет… Единственный выход — это смерть!.. — она снова повернулась ко мне и закричала: — Уходим, Йен, быстрее! Оставь ее! Оставь!
В чем вообще был смысл моего сна, я так и не понял, да и надо ли? В конце концов, сон — всего лишь сон, ничего особенного. Нередко звездочеи и всякая темная шушера предлагали за деньги предсказать судьбу по снам, посетившим тебя, скажем, в такую-то ночь, и только полный дурак соглашался на эту сделку. Но что-то мне смутно подсказывало, что однажды все мои кошмары окажутся явью. И тогда, я полагаю, для меня наступит конец света.
По крайней мере, один из них уже сбывается…
* * *
«У нее будут красивые детки. У тебя тоже. И еще один — общий. Его ты отдашь мне».
Я тряхнул головой, прогоняя его вкрадчивый шепот из своей головы. Это всего лишь галлюцинации, порождение моего больного воображения, которое в последнее время только и делает, что мутит воду и вставляет мне палки в колеса.
Морис погиб, и с его смертью я, наконец, освободился.
Еще оставалась Проводница, но на нее я наплевал. Мне нет до нее никакого дела, пока она не трогает меня, а если все-таки доберется, то я все равно ничего не смогу сделать. Лучше жить дальше и подчищать за собой хвосты.
А Ольха… Пусть живет, как хочет, и катится ко всем чертям. Вместе с Марианной, которая вдолбила себе в голову, что я хороший и избавлю мир от предвестницы самой погибели. Я не просил себя воскрешать. Не просил новой жизни и второго шанса. Но раз уж он мне представился, то я буду делать все так, как хочу.
— И ты живи, Авиан, — я скорчил гримасу. — Но это пока. Зная эту стерву, на долго тебя не хватит. Тогда за тобой приду я. Что может быть слаще старой доброй мести?
После смерти «человека в черном» я обрел и смысл жизни. Глупо как-то…
Я поднял руку, чтобы постучать в дверь, а потом остановил ее в последнюю секунду. Выдохнув сквозь зубы, я толкнул рукой дверь — та без колебаний открылась. Крохотная кроватка с младенцем так же стояла в прихожей, освещаемая огнем шести свечей, угнездившихся на подоконнике, а вот родителей не было слышно.
Я шумно втянул носом воздух. Так и есть, ушли. Еще часа два назад, когда их сын мирно спал себе в своей постели, думая, что они его никогда не предадут. А может, и не думал. Я без понятия, что творится в голове у трехдневного — уже четырех — ребенка.
Быстро же они. Даже попрощаться не остались. Ну, так даже лучше.
Я остановился у колыбели. Тихо, стараясь не разбудить мальца, склонился над ним и всмотрелся в округлые гладкие черты его лица, пытаясь извлечь из памяти давно забытый мной с помощью крови и эля образ, но тот все время ускользал.
— У меня тоже когда-то был сын, — тихо прошептал я. — Никто не знает. Только я, она и эта тварь, что забрала его у нас. И вина на мне. Пусть он убил его на наших глаза, но та рука, что протянула его ему, принадлежала мне.
Осторожно взяв его на руки, я прислушался к тихому и поразительно умиротворенному сопению мальчика.
— Я почти забыл, и тут появился ты. Надо же было мне оказаться вчера именно в тот самый миг, когда им требовалась помощь… К счастью, на своих родителей ты зла держать не будешь.
«Потому что уже будешь мертв», — эти слова сказать я так и не смог.
Я не собираюсь оправдываться ни перед кем. Мир бывает разным, хватит с меня и этих сложностей.
