— Благородная Ульрика, мы рады приветствовать вас.
Да уж, рады… ох и ядовитая же змеюка наш король! Жаль, не видно лица этой Ульрики… а кстати… Ульрика, Ульрика… Ульфарова дочка, что ли?! Неужто он ей за отца мстить станет?!
— Итак, господа, мы рады вам представить Зигмонда, нового барона Ренхавенского.
Зиг?!
Я ущипнула себя за руку, моргнула. Вон она Зигова спина. Выглядит как обычно.
— Нам ведомо, что оный Зигмонд — старейший ныне представитель достойного и благородного рода. Мы даруем ему право разобраться с истинным своим наследием так и тогда, как и когда он сочтет нужным, ныне же награждаем за спасение нашей жизни, коему все вы были свидетелями. Дабы же утвердить его право на баронство Ренхавен, мы отдаем ему в жены единственную дочь и наследницу того, кто владел оным баронством, покуда не запятнал себя изменой. Подойдите, барон.
Зигова спина качнулась и пропала из вида. Значит, у нас теперь будет новый сосед…
Я вдруг поняла, что привыкла к постоянному присутствию Зига где-нибудь поблизости, к его неожиданным появлениям, резкому голосу. К его стае в замке. Девчата, пожалуй, заскучают.
— Своей королевской волей мы, Гаутзельм Гассонский, объявляем Зигмонда и Ульрику мужем и женой. Повелеваем скрепить сей союз в ближайший храмовый день и, поскольку мы нынче же отбываем в столицу, повелеваем Эстегарду, старшему барону Лотару, от нашего лица проследить за должным исполнением церемонии. Барон Зигмонд Ренхавенский, мы ожидаем от вас верной службы.
— Благодарю, ваше величество.
— Благородная Ульрика, мы желаем вам счастья.
Молчание.
— Барон Лотар, мы благодарим вас за гостеприимство.
Ответа его милости я не слышала — заглушил гул голосов. Неужто и вправду все, отгостились?! Вот уж хвала богам!
Пестрая толпа зашевелилась, однако, к моему удивлению, высокородные господа не на выход стремились, а в самый центр. Что за радость, друг другу ноги оттаптывать?
— Кто он такой? — уловила я обрывок разговора.
— Не все ли равно, раз он получил баронство и жену из рук его величества?
Зигу косточки перемывают…
Ой, это ж они, верно, и толпятся, потому что поздравить должны!
— Девчонка редкостная уродина.
— Не все ли равно…
А мне, наверное, пора отсюда исчезать. Пока не заметили…
Аскол явно подумал о том же. Появился рядом, кивнул на дверь:
— Пойдем-ка, девушка.
Я думала, капитан всего лишь выведет меня и проследит, чтоб отошла подальше, не попавшись на глаза, кому не надо. Но Аскол не торопился расставаться. Молча шел рядом, я уж и нервничать начала — не очень-то приятно, словно под конвоем… Еще и молчит, и мрачный вон какой… Мне захотелось разбить тишину, и я сказала:
— Спасибо.
— За что? — буркнул капитан.
— Что пустили послушать.
— Да ладно, — капитан отмахнулся от благодарности, словно муху назойливую отгонял. — Ты, девушка, вот что… очень прошу, последи за моим парнем, а?
Я аж остановилась от удивления.
— Так он же уедет?
— В том и беда! Куда ему ехать, два шага сам пройти не может!
— Скоро встанет, — пообещала я. — Не так все страшно, из него просто силы выпили. Отлежится, откормится… До храмового дня всяко никуда не поедут, свадьба же, да и благословение в дорогу испросить…
К тому же Анегард вряд ли бросит отца в таком состоянии. Но это уже не для твоих ушей, капитан.
— А Азельдор — это сильно далеко?
Капитан задумался, шевеля губами.
— Боговорота два, пожалуй, от вас. Коли в дороге не задерживаться… а так и все три выйдет.
Три и выйдет, подумала я, скоро дожди зарядят, какой там "не задерживаться"!
— Капитан, — окликнул Аскола кто-то из псов, — там обозники…
— Иду, — отозвался Аскол. Сжал мою ладонь: — Так присмотришь? Чтоб поднялся до отъезда?
— Присмотрю, — пообещала я. — Все хорошо будет, не беспокойтесь.
— Храни тебя боги, девушка.
Аскол развернулся и умчал. Наверное, с обозниками разбираться. А я пожала плечами и отправилась на кухню. Отвар для Марти уже должен был настояться.
Король еще пировал, а телеги обоза, одна за одной, уже ползли со двора прочь. Скатертью дорожка. Во дворе было тесно, суматошно, я пробиралась к казарме по стеночке, прижимая кувшин к груди — не уронить бы! Может, стоило подождать, но кто их знает, вдруг тут до вечера такая кутерьма будет.
Возле казармы Аскол отчитывал кого-то из своих — тихо и вроде бы спокойно, но парень то бледнел, то краснел и явно готов был провалиться сквозь землю прямо к бесам в преисподнюю, лишь бы от капитана подальше. Спасать парня от начальственного гнева я не стала. Молча прошла мимо. Аскол заметил, дернулся было навстречу, но покосился на провинившегося, скривился и продолжил пропесочку.
Марти спал, и я замерла, разглядывая нахмуренное лицо. Ишь ты, и во сне озабочен. Или кошмары снятся, как мне? Ой… я вдруг поняла, что мне-то как раз ничего не снится. Кажется… да, с той самой ночи, которую я провела дома. Я поставила на стол кувшин с отваром; донышко тихо стукнуло о доску столешницы. Марти вскинулся — даже, кажется, еще не проснувшись. Вояка!
— Ну, выглядишь ты получше, — ободряюще сказала я. — Вот, я принесла, выпьешь. Лучше понемногу, но чаще. Понял?
Марти вздрогнул. Уронил тяжело, как кирпич на ногу:
— Понял.
Так говорят… ну уж точно не с теми, кто хоть немного нравится. Не больно-то и хотелось, напомнила я себе. Ты, вообще, лекарка или кто? А раз лекарка, делай свое дело и уматывай, не мешай больному спать. Во сне выздоравливать легче.
— Если сны плохие снятся… — я запнулась: уточнять, что именно ему снится, мне решительно не хотелось.
— Нет, — он мотнул головой. Сказал задумчиво: — Вообще ничего не снится. Хорошо так, знаешь…
— Знаю, — вырвалось у меня. Сьюз, опомнись, оно тебе надо, с ним откровенничать?! — В общем, к утру постарайся все допить.
Я развернулась к двери. Уши горели.
— Погоди!
— Вечером загляну, — не оборачиваясь, пообещала я. Должен же кто-то будет принести ему ужин…
— Сьюз!
Я остановилась. А вот не стану оборачиваться! Еще чего не хватало…
— Спи, Марти. Попей лекарства и спи.
— Сьюз, я хотел… Извини, а? Вчера… я тебя обидеть не хотел…
Спокойно, девочка. Он всего лишь больной. А ты лекарка.
Я медленно, сквозь зубы, выдохнула:
— Марти, я лекарка. А лекарки на больных не обижаются. Спи.
И вовсе незачем выдавливать из себя извинения по слову, как… как… выскочив за дверь, я фыркнула: сравнения в голову лезли исключительно неприличные. Пропесоченный Асколом бедолага грузил на телегу какие-то тюки, самого капитана видно не было, и я, все так же по стеночке, пробралась обратно в кухню. Выдохнула:
