Объяснить это даже себе самой Тайтэки было трудно — не так уж сильно ее стерегли. Если говорить честно, ее вообще не стерегли и возможностей для побега было хоть отбавляй. Более того, в глубине души она знала: Фукукан обрадовался бы ее возвращению и не укорял за то, что пленница Тамгана носит в своем чреве его ребенка. Тайтэки была уверена: он еще и гордился бы ее отвагой и верностью, сочувствовал несчастью жены, укоряя себя за доверчивость и беспечность, жертвой которых она стала. Улигэрчи слагали бы о ней хвалебные улигэры, хамбасы и кокуры произносили бы ее имя с уважением, а Тантай мог бы претендовать на звание нанга обоих племен. Собственно, даже когда он уже родился, было еще не поздно вернуться к Фукукану, хотя это уже и попахивало бы вероломством по отношению к нангу кокуров, безмерно радовавшемуся рождению сына…
Но мысль о побеге не приходила ей в голову до той поры, пока над кокурами не сгустились тучи и опасность не стала угрожать ее жизни. Не испытывая любви к Тамгану, зная, что и он не любит ее, она тем не менее жила с ним бок о бок, и объяснить это можно было лишь привычкой и тем, что чувство к первому мужу оказалось на поверку столь же непрочным, как хрупкий весенний ледок. Покорное прозябание в поселке кокуров не делало чести дочери Нибунэ — гордого нанга майганов, однако многие супружеские пары жили без любви и не видели в том особой беды, по мере сил помогая и поддерживая друг друга. Завидовать этим людям не стоило, но они заслуживали уважения, в то время как она, по существу, предала Тамгана, бросила его, спасая собственную шкуру.
Тайтэки покосилась на Алиар, радуясь тому, что бывшей служанке почти ничего не известно о ее жизни у кокуров. Какое счастье, что отец не дожил до этого дня и не узнает о судьбе своей младшей дочери, не будет стыдиться своего с ней родства! И… Наверно, даже хорошо, что племени майганов больше не существует, ибо от Атанэ она не смогла бы скрыть правду, а сестра вряд ли нашла бы оправдание тому, что, по ее собственному мнению, заслуживало только презрения и порицания. Ой-е! Эврих был слишком добр, предлагая ей начать новую жизнь в Верхнем мире. Таким, как она, нет ходу через Врата, и Боги Покровители поступили справедливо, отдав ее в руки Фукукана! Она заслуживает наказания, но не примет его безропотно, как овца, которую ведут на заклание! Приговор еще не вынесен, и может быть, Великий Дух даст ей последний шанс хоть как-то исправить содеянное? Фукукан любил ее, и она постарается пробудить это чувство! И если это удастся, сделает все возможное, чтобы стать достойной его!..
Алиар издала негромкое восклицание, и Тайтэки, подняв голову, увидела входящего в шатер нанга хамбасов.
— Да хранит тебя Вечное Небо! — Молодая женщина поднялась, пристально вглядываясь в лицо своего первого мужа и не узнавая его. Черты лица Фукукана затвердели, резкие морщины пролегли от крыльев носа сурово сжатым губам. В черных некогда усах заискрилась седина, хотя ему едва перевалило за тридцать. — Жизнь у кокуров пошла тебе на пользу. Ты стала еще прекраснее, чем прежде. — Фукукан мельком взглянул на Алиар. — Да и со служанкой твоей сегваны, я вижу, обращались не дурно.
— Зачем ты отнял у меня Нитэки?
— Отнял у тебя мою дочь? — удивился Фукукан. — Она моя дочь! Йонди взял ее в свой шатер, чтобы провести обряд очищения. Он сделал это без моего ведома. Я только что вернулся в становище.
— Какой обряд? Зачем? Значит, ты вернешь ее мне? — спросила Тайтэки с надеждой в голосе.
— Она должна очиститься от зла, которое могло затронуть ее душу вдали от родного очага, — пояснил Фукукан, продолжая разглядывать бывшую жену. — Больше тебе Нитэки не видать, неужели ты этого еще не поняла?
— Почему? Я бежала от Тамгана, чтобы привезти ее к тебе, и теперь ты…
— Полно врать! Йонди успел расспросить Нитэки о причинах вашего бегства. Я тоже говорил с ней, и лучше бы тебе не угощать меня байками, в которые не поверит даже самый распоследний подпасок!
— Мы скрывали от нее правду, — поддержала Тайтэки Алиар. — Посуди сам, если бы кокуры схватили нас и Тамган узнал, что мы направляемся к тебе, он бы нам без лишних слов глотки перерезал!
— А вам, стало быть, больше по душе принять смерть от моей руки? — Фукукан криво улыбнулся и, вытащив из-за кушака плеть, предупредил Алиар: — Встрянешь еще раз в разговор — запорю на месте.
— Я помню тебя совсем другим. — Тайтэки сделала шаг вперед, бесстрашно глядя в лицо грозного нанга. — Раньше ты бы не ударил невинного и выслушал обвиняемого, прежде чем вынести приговор!
— Это было до того, как моя жена стала спать с моим заклятым врагом. С убийцей моих соплеменников, беспомощных стариков, пытавшихся защитить тебя. Тебя! Ибо не стали бы они драться с молодыми, полными сил кокурами из-за медных котлов или лошадиных шкур!
«О Великий Дух! — беззвучно воззвала Тайтэки. — Об этом-то я и забыла! Он, может быть, и простил бы мне жизнь с Тамганом, но кровь его родичей должна быть отомщена. Наверно, его людям невыносимо думать, что их родичи отдали свою жизнь, защищая женщину, которая впоследствии стала спать с тем, кто стоял во главе убийц…»
— Разве виновата я в смерти Дзакки и других стариков? Ты должен был отомстить Тамгану, но не мне! Не в силах исполнить свой долг, ты готов принести в жертву всякого, кто окажется под рукой!
— Ты права, кто-то должен заплатить за это злодеяние. И, клянусь Вечным Небом, я охотно отдал бы собственную жизнь, чтобы рассчитаться с нангом коку-ров, однако Богам Покровителям было угодно уберечь его от моей мести. Теперь, когда он засел в Соколином гнезде, мне уже не удастся свести с ним счеты… — глухо проговорил Фукукан, глядя на застеленный циновками пол и до побеления стискивая кулаки. — Я готов допустить, что он удачливее меня. Быть может, он более искушенный любовник. Но как ты делила с ним ложе, отвечала на ласки убийцы, зная, что по его приказу ворвавшиеся в мирное становище нукеры рубили стариков, топтали лошадями детей?..
Тайтэки могла бы ответить, что не знала о пролитой кокурами крови, ибо нукеры Тамгана хвастались награбленным, а не убитыми и сама она, кроме трупа старого шамана, не видела ни одного мертвеца. Она могла бы сказать, что Тамган не приказывал никого убивать, и если кто-то оказался на пути разгоряченного коня, то нелепо усматривать в этом злобный умысел нанга кокуров — набеги на табуны нередко сопровождались смертоубийствами, так уж повелось издавна. Однако возражать Фукукану было бессмысленно и небезопасно. Пусть лучше выплеснет свой гнев, ненависть и презрение, тогда, быть может, говорить с ним станет легче. К тому же в ее планы не входило защищать или оправдывать Тамгана. Если уж она решила изображать из себя жертву, то должна подтвердить, что да, гнусный убийца Тамган всегда был ей ненавистен и внушал отвращение, но язык почему-то не поворачивался произнести столь явную ложь.
